ОЧЕРКИ ИСТОРИИ

СУДЬБЫ ЛЮДСКИЕ

ГЕНЕРАЛ П.Н. ВРАНГЕЛЬ И ЕГО «ЗАПИСКИ»

25 апреля 1928 г. в Брюсселе умер генерал П.Н. Врангель, последний главнокомандующий русской армией.

19 июля, менее чем через три месяца, в Берлине увидела свет 1-я часть его «Записок», а 25 сентября – 2-я, опубликованные генералом А.А. фон Лампе в V и VI сборниках  «Белое дело. Летопись белой борьбы».

«Записки» Врангеля с одинаковым усердием штудировали, толковали, а то и просто переписывали как его хвалители, так и хулители. Но если кто из них и заметил, то никто до сих пор не потрудился, во всяком случае печатно, прояснить одну интригующую странность.

В предисловии «От редакции», предваряющем 1-ю часть «Записок», фон Лампе пишет: «…В феврале 1928 года… генерал Врангель принял решение окончательно подготовить свою рукопись к печати. Для этого вся работа была вновь пересмотрена Главнокомандующим… и была сокращена примерно на 1/8 своего объема». И далее: «Кроме того экземпляра рукописи, который был передан в летопись, существовал второй, в котором сохранено все то, что было изъято из рукописи во время переработки ее в феврале 1928 г. Экземпляр этот хранился в личном архиве генерала Врангеля».

В архиве Врангеля, с 1929 г. хранящемся в библиотеке Гуверовского института, упомянутый фон Лампе полный рукописный экземпляр «Записок» отсутствует. Потомки генерала оригинальным текстом считают тот, что был опубликован в «Белом деле».

«Примерно 1/8 объема» означает, что из оригинального текста было изъято и не опубликовано в 1928 г.  150 – 160 машинописных страниц. По меньшей мере странным кажется то, что до сих пор никто не обнаружил и не предал гласности этот несомненно ценный исторический материал. И уж совсем интригует прошедшее время, в котором фон Лампе говорит в предисловии о «втором» полном экземпляре рукописи – «существовал», «хранился»…

Судьба «Записок», которую удалось прояснить благодаря материалам личного архива фон Лампе, оказалась не менее трагичной, чем судьба их автора.

Когда и как работал Врангель над своими мемуарами, фон Лампе узнал в феврале 1928 г. в Брюсселе от самого главнокомандующего. И в предисловии, как он уверял его мать – баронессу М.Д. Врангель, он «пытался дать верную картину того, как писались“Записки”».

«После каждой главы записок приведены даты, указывающие на день, когда каждая глава была закончена. Отсюда видно, что, начав писать первую главу на яхте «Лукулл» и закончив ее к 28 июля 1921 года, генерал Врангель кончил последнюю главу своих воспоминаний уже в Сербии, в Сремских Карловцах, 30 декабря 1923 года.

Материал для каждой главы подготовлялся, по указаниям автора, его личным секретарем Н.М. Котляревским, изучался и продумывался генералом Врангелем, который потом диктовал текст главы своему секретарю и после того еще несколько исправлял написанное…»

Нарисованная фон Лампе «верная картина» не дает ответа на самые важные вопросы. Что представлял из себя первоначальный текст? Каков был его объем? Какова судьба рукописных правок и вставок самого главнокомандующего?

Обращает на себя внимание то, что главы I, II и III части 2-й не датированы и в предисловии это никак не объясняется. Это сразу заметила мать покойного главнокомандующего, которая хорошо знала, какое значение ее сын придавал датировке своих записок. В письме фон Лампе от 19 августа 1928 г. она передала свой разговор с сыном, который состоялся в 1926 г.: «Я спросила его относительно дат, не изменит ли он? Он определенно ответил мне: я хочу, чтобы знали, что они написаны до (Подчеркнуто М.Д. Врангель. - Авт.) Деникинских записок, а не то, чтобы я оправдывался как бы на его обвинения». Объясняя отсутствие дат под главами, в которых описываются события марта - апреля 1920 г., когда генерал Врангель вступил в командование ВСЮР, фон Лампе писал баронессе: «Все даты в конце глав мною сохранены, кроме тех, которые он выделил в феврале и под которыми ничего не проставил».

К сожалению, дневник и другие материалы личного архива фон Лампе не содержат информации, которая позволила бы понять точный смысл этой фразы. Можно предположить, что Врангель оставил эти главы у себя в Брюсселе для более тщательного редактирования и позже переслал их в Берлин. Однако никаких сведений о такой дополнительной пересылке не обнаружено.

В архиве фон Лампе сохранились последние страницы глав «Записок». Эти страницы представляют собой машинописный текст, правленый рукой Врангеля. Каждая страница заканчивается написанными его же рукой датой и местом окончания главы.

В одном случае - в III главе 1-й части («На Москву») - датировка явно ошибочна. В опубликованном тексте «Записок» в конце главы указано: «21 января 1921 г. Константинополь». Эта датировка, во-первых, противоречит утверждению фон Лампе, что работа над воспоминаниями началась только летом 1921 г. Во-вторых, Врангель реально не мог начать эту работу сразу после эвакуации в Турцию зимой 1920/21 гг., поскольку все его силы и время уходили на размещение эвакуированных частей, устройство беженцев, их снабжение и т.д. В-третьих, все главы писались в строгой хронологической последовательности и III глава никак не могла быть написана раньше I и II.

Сохранившаяся последняя страница главы «На Москву» с автографом Врангеля не вносит полной ясности, поскольку год - «1921 г.» - написан его рукой весьма небрежно: последняя цифра «1» может быть принята как за «1», так и за «2». Остается непонятным, почему вопреки логике фон Лампе при подготовке текста к печати принял ее именно за «1». Он не мог не прийти к выводу, что в данном случае Врангелем допущена небрежность или описка (в результате, например, торопливости или рассеянности, вызванной болезнью). Во всяком случае, фон Лампе при подготовке текста к набору поставил явно ошибочный год - 1921-й вместо 1922-го.

Другая ошибка при издании «Записок» была допущена в датировке V главы 2-й части («Вперед») - «4 июня 1925 г.». На сохранившейся последней странице машинописного экземпляра этой главы рукой Врангеля последняя цифра года - «3» - написана опять-таки очень небрежно и даже не проставлено «г.». Как и в случае с III главой 1-й части, фон Лампе вопреки логике предпочел ошибочное внешнее сходство написанной Врангелем цифры «3» с цифрой «5».

IX глава 2-й части («За Днепром») датирована «22 декабря 1923 г.», хотя в машинописном экземпляре рукой Врангеля ясно написано: «22 ноября 1923 г.». Возможно, фон Лампе сам исправил «ноябрь» на «декабрь», поскольку предыдущая глава датирована 26 ноября 1923 г. Не исключено также, что в данном случае имела место невнимательность редактора или наборщика.

В целом можно сделать вывод, что, несмотря на невыясненность некоторых деталей и очевидные случаи ошибок при датировке, мы располагаем вполне достоверными сведениями о времени и месте работы автора над «Записками». Генерал Врангель начал работу в конце весны 1921 г. в Константинополе и завершил ее в декабре 1923 г. в Сербии.

В связи с датировкой обращает на себя внимание одно интересное, хотя и печальное обстоятельство. I глава 1-й части («Смута и развал армии») была написана на борту яхты «Лукулл», и работа над ней завершилась 28 июля 1921 г. Работу над II главой («Освобождение Северного Кавказа») Врангель начал также на яхте «Лукулл», стоявшей на рейде Босфора, где жил он сам, размещалась его личная канцелярия и где, видимо, хранились какие-то материалы главного штаба ВСЮР, вывезенные из Крыма и использовавшиеся в качестве документальной основы для воспоминаний. 15 октября 1921 г. яхта «Лукулл» была протаранена итальянским пароходом «Адрия» и затонула вместе с частью документов. Однако к этому времени работа над II главой, вероятно, была в основном завершена, и текст этой главы не был утрачен в момент гибели яхты. Об этом свидетельствуют время и место окончания работы над II главой, указанные в конце: «24 октября 1921 г. Константинополь». Следовательно, есть все основания утверждать, что отобранные Котляревским документы, а также надиктованный Врангелем текст и другие подготовительные материалы к этому времени уже были доставлены с яхты «Лукулл» в здание русского посольства в Константинополе, где разместились штаб главкома и состоявший при нем гражданский аппарат.

В целом работа над воспоминаниями заняла у Врангеля два с половиной года. К концу 1923 г. они представляли собой два машинописных экземпляра, напечатанных лично Котляревским на разных машинках. Оба экземпляра были переплетены, о чем свидетельствуют следы клея и брошюровки, оставшиеся на левом поле сохранившихся страниц. На это же косвенно указывает упоминание баронессы М.Д. Врангель о том, что генерал Врангель, редактируя текст в 1926 г., «измененные страницы вырезал».

Рукописные наброски, сделанные Котляревским под диктовку Врангеля, а также различные рукописные вставки и поправки, которые делал сам Врангель, скорее всего, уничтожались после того, как завершалось печатание окончательного варианта очередной главы. На это указывает факт полного отсутствия как их самих, так и каких-либо упоминаний о них.

Таким образом, хотя Врангель, фон Лампе, баронесса М.Д. Врангель и Котляревский часто называли текст воспоминаний «манускриптом» или «рукописью», таковая в действительности не существовала.

В первоначальном варианте текст был озаглавлен «Воспоминания. (Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г.)» и делился на две части.

1-я часть -  635 страниц - охватила период с ноября 1916 г. по март 1920 г., начиная с событий на Юго-Западном и Румынском фронтах, когда Врангель был произведен в генералы и назначен начальником Уссурийской конной дивизии, и заканчивая отступлением ВСЮР в Крым, когда Врангель был уволен генералом А.И. Деникиным из армии и вынужден был уехать из Крыма в Константинополь. Судя по сохранившемуся титульному листу, 1-я часть поначалу имела название «От Самодержавия до Совнаркома», впоследствии зачеркнутое. Она состояла из пяти глав: I - «Смута и развал армии», II - «Освобождение Северного Кавказа», III - «На Москву», IV - «Крамола на Кубани», V - «Развал».

2-я часть - 626 страниц - получила название «Последняя пядь родной земли» и охватила события с марта по ноябрь 1920 г., начиная с назначения генерала Врангеля главнокомандующим ВСЮР и заканчивая эвакуацией Русской армии и беженцев из Крыма в Турцию. В опубликованном варианте 2-я часть состоит из одиннадцати глав: I - «Смена власти», II - «Первые дни», III - «Приказ о земле и волостном земстве», IV - «Перед наступлением», V - «Вперед», VI - «В Северной Таврии», VII - «На Кубань», VIII - «Все на Врангеля!», IX - «За Днепром», X - «Последняя ставка», XI - «У последней черты». Однако, хотя авторское оглавление не сохранилось, есть основания полагать, что в первоначальном варианте 2-я часть состояла из меньшего числа глав – восьми. На последней – 190-й – странице IV главы рукой фон Лампе сделана пометка: «ч. II. гл. 1, 2, 3, 4.» Следовательно, первоначально главы I, II, Ш и IV представляли собой одну главу, которая по объему значительно превосходила остальные.

Остается неясным, кто именно и когда сделал разбивку первой главы на четыре.

Возможно, ее сделал сам Врангель в июле 1926 г., когда по просьбе фон Лампе отбирал часть своих воспоминаний для публикации в первом сборнике «Белого дела». Выделив начальный сюжет о своем приезде в Севастополь на заседание военного совета по выборам нового главкома ВСЮР 3 – 4 марта 1920 г., он сделал из него отдельную главу, назвав ее «Смена власти». А уже затем разбил оставшуюся часть на три главы и дал им названия.

Возможно также, что эту разбивку произвели Врангель и фон Лампе вместе, когда в феврале 1928 г. в Брюсселе редактировали текст с целью его подготовки к изданию полностью в «Белом деле».

Наконец, такую разбивку уже после смерти Врангеля мог произвести сам фон Лампе, готовя в Берлине 2-ю часть к изданию.

К сожалению, обнаружить документы, однозначно подтверждающие какое-либо из этих предположений, не удалось. Так или иначе, в результате этой разбивки I, II и III главы в опубликованном варианте не датированы.

Описанный выше метод работы решающим образом определил характер и особенности текста воспоминаний. Основа их носит документальный характер, значительное место занимает изложение или цитирование документов оперативного и политического характера. Многие документы приведены целиком. Это позволило автору дать широкую панораму происходившего, во многих случаях досконально осветить не только внешнюю сторону событий, но и вскрыть их подоплеку, аргументировать собственные решения и действия и, наконец, подняться до широких обобщений, что обычно характерно для исследований, а не мемуарной литературы. С другой стороны, воспоминания отличаются крайней сдержанностью и взвешенностью оценок и характеристик событий и лиц и вообще очень скупы на раскрытие внутреннего эмоционального состояния автора в тех или иных ситуациях, что делает их довольно сухими. Несомненно, на стиле сказался и канцелярский слог секретаря Котляревского.

Судя по всему, генерал Врангель не спешил издавать воспоминания сразу после завершения работы. Примечателен сам факт брошюровки с целью их относительно долгого хранения в неопубликованном виде. Почему – точно не известно.

Однако последующие события наводят на предположение: Врангель выжидал, пока Деникин не завершит работу над своими «Очерками русской смуты», 1-й том которых вышел в Париже в 1921 г.

Соперничество Врангеля с генералом Деникиным, главнокомандующим Вооруженными силами на юге России в 1919 – марте 1920 гг., их сложные взаимоотношения, обострявшиеся порой до конфликтов, не исчерпали себя с окончанием Гражданской войны. В эмиграции они ни разу не встретились, хотя и воздерживались от резких выступлений в адрес друг друга. Однако их окружение продолжало яростно спорить о совершенных ошибках и причинах поражения Белого движения на юге. Проденикински настроенные военные и политики обвиняли Врангеля в подрыве власти Деникина, а сторонники Врангеля упрекали Деникина в том, что тот упорно отклонял стратегические планы своего более способного подчиненного и во всех его действиях склонен был видеть лишь честолюбивые намерения занять пост главкома ВСЮР.

В 1925 г. в Берлине был опубликован 4-й том «Очерков», в котором Деникин довел свои воспоминания до начала 1919 г. О его усиленной работе над следующим томом (о  событиях 1919 – начала 1920 гг.) Врангель узнал, можно сказать, из первых рук. Деникин, проживавший тогда в Венгрии, обратился к фон Лампе,  начальнику 2-го отдела РОВС, деятельность которого распространялась и на эту страну, с просьбой помочь получить из архива Русской армии документы за период до марта 1920 г., т. е. до его ухода с поста главкома ВСЮР. Врангель, хотя и понимал, что Деникин вряд ли отойдет от своих взглядов на причины, суть и последствия их конфликтов, не счел себя вправе препятствовать работе бывшего начальника. По его распоряжению просимые материалы были Деникину переданы.

Предстоящий выход 5-го тома «Очерков» ставил Врангеля в крайне сложное положение: его собственные воспоминания, опубликованные позже «Очерков», могли быть оценены эмигрантской массой как попытка оправдаться, а недругами всех мастей – использованы как лишний повод позлословить в его адрес. Именно поэтому он сказал матери в начале 1926 г.: «…Я хочу, чтобы знали, что они написаны до деникинских записок, а не то, чтобы я оправдывался как бы на его обвинения».

Вторая причина, подтолкнувшая Врангеля к публикации, была сугубо материальной. В 1922 – 1923 гг. жалование из опустевшей казны Русской армии иссякло и ее чины вынуждены были добывать средства к существованию собственным трудом, формально числясь в списках частей и военных организаций. У РОВС едва хватало средств на содержание канцелярии в Париже и начальников отделов в разных странах. Соответственно, в стесненном материальном положении оказался и сам председатель РОВС генерал Врангель со своей семьей – женой Ольгой Михайловной и детьми Еленой, Петром, Натальей и Алексеем.

Фон Лампе, как и другие, кто был близок к Врангелю, высоко ценил его личную порядочность в денежных делах. Таким был и сам фон Лампе, живший в Берлине с семьей на мизерное жалование начальника 2-го отдела РОВС и редактора «Белого дела». Весьма красноречива запись в его дневнике, сделанная в начале 1928 г.: «Хочу отметить, что ПН неоднократно говорил, что кроме строевых начальников  т о л ь к о  (Здесь и далее в дневнике разрядка А.А. фон Лампе. – Авт.) я один понял его материальное положение и пришел ему на помощь, остальные все время требуют денег…»

Сведения о том, когда и как Врангель приступил к подготовке своих воспоминаний к изданию, обнаружены в письме его матери генералу фон Лампе от 19 августа 1928 г. Подчеркнув, что лишь ей и секретарю Котляревскому «достоверно известна» история работы над текстом, баронесса Врангель писала: «…Последний год (1926 г. – Авт.), когда уехала семья в Бельгию, я тогда оставалась с сыном одна, и вот в долгие зимние вечера он просил меня читать их ему вслух, чтобы он мог бы в виде слушателя обратить на многое внимание в них. Самые главные изменения были сделаны им именно тогда… Многое было им… написано в пылу возмущения, он смягчился, и, слава Богу, ничего исторического (Подчеркнуто М.Д.Врангель. –  Авт.) не пропало. Это его душевное и только. Я строчка за строчкой знаю, что он вычеркивал… Он многое смягчил в своих исправлениях, он или густо зачеркивал, или вырезал и, во всяком случае, был бы определенно против, чтобы их расшифровывали».

Действительно, в последних машинописных страницах глав отдельные фразы зачеркнуты слегка и без труда читаются, другие фразы и целые абзацы обведены и густо заштрихованы чернилами так, что прочитать их нельзя. Судя по измененной нумерации, из 1-ой части было целиком вырезано 14 страниц, из 2-ой – 11.

Таким образом, в январе – феврале 1926 г., решив опубликовать свои воспоминания, Врангель произвел правку и сокращение текста. Это редактирование коснулось только первого экземпляра и свелось к ликвидации наиболее откровенных характеристик конкретных людей и их поступков. Вряд ли сам Врангель считал, что это было «написано в пылу возмущения». Скорее всего, он не хотел, чтобы его воспоминания усугубили раскол и конфликты в среде военной эмиграции, нанесли ущерб его собственному авторитету и вновь обострили споры о его отношениях с Деникиным.

С весны 1926 г. через доверенных лиц Врангель начал искать возможность опубликовать перевод воспоминаний в иностранном издательстве. Узнав, в частности, что его книгой заинтересовалось берлинское издательство «Новак», он поручил фон Лампе вступить с ним в переговоры о финансовых условиях и сроках издания.

Фон Лампе, в 1925 г. затеявший издание мемуарно-документальной серии «Белое дело», со своей стороны, попросил Врангеля прислать какой-нибудь отрывок для первого сборника. Тот выслал ему в Берлин оглавление всей книги, конец последней главы 1-ой части и начало первой главы 2-ой части, в которых описывалась смена главкома ВСЮР в марте 1920 г. Посетовав, что присланный текст составляет менее одного листа, фон Лампе попытался убедить Врангеля прислать побольше: «…Ваше первое появление в печати было бы по наружному виду обставлено более нарядно». И далее: «Почему Вы остановились на заглавии «Воспоминания»? С точки зрения читателя и витрины, это очень тяжелое заглавие! Даже такое, как например, «Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г.» опять-таки с подзаголовком «Воспоминания» - привлекло бы читателя более. Это, конечно, мое личное мнение…»

Однако Врангель отказался: «…Ничего более дать не могу, кроме присланной главы».

В августе же издательство «Новак» через фон Лампе предложило Врангелю схему выплаты гонорара, согласно которой его размер зависел от реализации тиража. Врангель назвал эти условия «неприемлемыми»: «Мне не столько важен размер будущих возможных поступлений, сколь размер суммы, выплачиваемой при выходе издания. Не откажите выяснить, возможно ли рассчитывать на более выгодные условия».

В октябре 1926 г. основанное в Берлине русское издательство «Медный всадник» выпустило I сборник «Белого дела», куда присланный Врангелем текст вошел под названием «Март 1920 года (Из воспоминаний)». Одновременно тот же «Медный всадник» опубликовал последний 5-й том «Очерков русской смуты» Деникина. Врангель прочитал обе книги в Брюсселе, куда приехал к семье из Сербии 5 ноября.

Между тем фон Лампе уже начал переговоры с «Медным всадником» о выпуске полного текста  воспоминаний, искал издателей во Франции, продолжал переговоры с «Новаком» относительно финансовых условий, причем немцы настаивали на том, чтобы перевод на французский вышел не раньше перевода на немецкий. 8 ноября Врангель написал фон Лампе о своем согласии, чтобы французское издание вышло не ранее немецкого. В проект договора с «Медным всадником» он потребовал включить два пункта: право издания на всех иностранных языках и право издания в России остаются за ним. Врангеля особенно волновал исход переговоров с «Новаком»: «Благодарю за переговоры о немецком издании моих воспоминаний. Что может составить в цифрах уплата за первую тысячу? Во что может обойтись перевод и что очистится мне единовременно при выходе издания?»

Тогда же у Врангеля появилась возможность издать воспоминания в США. 15 декабря 1926 г. в ответ на просьбу фон Лампе скорее выслать текст в Берлин для «Медного всадника» и перевода на немецкий он сообщил: «Посылка рукописи моих воспоминаний задерживается…: я получил сведения, что приобретение воспоминаний американским издательством обусловливается, чтобы труд не появился на рынке на другом языке до заключения сделки, дабы американское издательство могло, публикуя о предстоящем выходе, упомянуть, что воспоминания доселе нигде не появлялись. Жена выезжает в Америку 29 декабря, где и должна заключить сделку, о чем меня телеграфно уведомит… Вы сами понимаете, я не могу не учитывать требования американских издательств».

Можно понять Врангеля: с финансовой точки зрения публикация в США была наиболее привлекательной, поскольку экономический кризис в Европе сильно ударил по издательскому делу, особенно по русским издательствам. Выпуская книги мизерными тиражами, они влачили жалкое существование, ибо большинство эмигрантов жило на грани бедности и просто не имело возможности покупать литературу. В январе 1927 г., объясняя причину задержки переговоров с издательством “Новак”, фон Лампе писал Врангелю, что “разговоры и переговоры идут очень медленно”, “все становится сложнее по причине безденежья”, немецкие издательства “сидят без денег”, а издатели полагают, что воспоминания бывшего русского главнокомандующего “не имеют непосредственного интереса для немцев”.

Неизвестно точно, когда и почему, но летом – осенью 1927 г. “Медный всадник” отказался издавать воспоминания Врангеля.

Задержка с изданием имела для Врангеля одну положительную сторону: прочитав 5-й том “Очерков русской смуты”, он получил возможность ответить на критику Деникина в свой адрес. Как явствует из дневника фон Лампе, он внес в текст “полемику с пятым томом Деникина”.

Между тем, преодолевая огромные трудности, фон Лампе продолжал выпускать в Берлине сборники “Белое дело”. В январе 1928 г. вышел IV сборник. Главной проблемой была финансовая. Настойчивые обращения к русским предпринимателям и состоятельным аристократам, даже к тем, кто находился в дружеских отношениях с Врангелем, редко заканчивались положительным результатом. Основным источником средств было страховое общество «Саламандра», директор которой Н.А. Белоцветов несколько раз по личной просьбе Врангеля ссужал фон Лампе деньги на издание «Белого дела». К концу 1927 г. поступления денег прекратились. Фон Лампе писал Врангелю в январе 1928 г. «…Хотя у меня всегда дело висело на волоске, но все же теперь опасности, что он оборвется, стало как-то больше!»

В этой ситуации у Врангеля не могла не родиться мысль издать воспоминания в «Белом деле». Ускорить публикацию, даже в ущерб денежным интересам, заставляло его, вероятно, распространение в эмигрантской среде 5-го тома деникинских «Очерков» с критикой его взглядов и действий летом 1919 – весной 1920 гг. Наряду с упреками и обвинениями, которые в трактовке Деникина выглядели вполне справедливыми и  аргументированными, 5-й том «Очерков» стимулировал широкое распространение слухов и вымыслов, подрывавших авторитет и достоинство Врангеля. В частности о том, что генерал И.П. Романовский, бывший начальник главного штаба ВСЮР и близкий друг Деникина, застреленный неизвестным офицером 5 апреля 1920 г. в здании русского посольства в Константинополе, был убит по личному приказу Врангеля.

20 февраля 1928 г. фон Лампе записал в дневнике: «Живущая в Брюсселе кучка: вдова Романовского, Маркова и др. по-прежнему будирует и винит ПН в причастности к убийству Романовского… Горе не рассуждает, но не глупо ли это. Кому нужна была ликвидация  о т с т а в н о г о  Романовского, кроме мальчишек, «мстивших» ему и сами не зная, за что именно». Тогда же он написал одному из своих друзей: «Не забывайте, что «Деникинские круги», близкие Деникину, и по сей день в Брюсселе упорно распространяют старую преступную легенду о том, что Романовский был убит по распоряжению ПНВ… и пренебрегать этой ежедневно повторяемой клеветой не так просто».

Несомненно, Врангелю с его обостренным честолюбием «пренебрегать» этой клеветой было просто невозможно.

Наконец, годы войны, тяжких испытаний и напряженной борьбы не могли не сказаться на его здоровье. Не исключено, что после переезда в Брюссель он почувствовал себя хуже. Смутное предчувствие скорой кончины, если оно действительно было, также могло заставить его ускорить издание воспоминаний, чтобы защитить свою честь, отстоять свои взгляды и хоть как-то обеспечить жену и четырех детей.

1 октября 1927 г. фон Лампе приехал в Париж, где на вокзале Сен-Лазар встретился с Врангелем и его женой – баронессой О.М. Врангель. Чуть позже он отметил в дневнике, что семья Врангеля всеми мерами пытается улучшить свое материальное положение: «Ольга Михайловна при мастерской шляп своей сестры Треповой открыла модный отдел и работает там вместе со старшей дочерью Еленой, только что закончившей свое учение». Что ему особенно бросилось в глаза, так это перемена, произошедшая с его начальником: «...Его настроение на этот раз показалось мне мало энергичным, не в пример всегдашним нашим встречам – пассивным», от «многих дел и дрязг... он в стороне не только на словах, но и в душе...», «...это не тот ПН, каким я привык его видеть! Н.Н. Чебышев и П.Н. Шатилов спорили со мною и говорили, что я ошибаюсь в оценке ПН-ча. Дай Бог, чтобы правы были они. Я боюсь влияния Ольги Михайловны, которая год тому назад уже говорила мне, что Петру Николаевичу надо начинать жить для себя...!»

Во время встречи Врангель и фон Лампе обсудили очень острый вопрос финансирования «Белого дела». Итог обсуждения фон Лампе резюмировал в своем дневнике так: «У ПН нет выходов на тех, кто мог бы дать деньги на «Белое дело»...»

Ни в дневнике, ни в переписке фон Лампе нет никаких указаний на то, что во время встречи в Париже Врангель поднял вопрос об издании полного текста  воспоминаний в «Белом деле». Однако это не исключено, если учесть, что фон Лампе никогда не стремился записать в дневнике все факты и впечатления. Во всяком случае, спустя месяц он уже записал, что герцог Лейхтенбергский «в вопросе печатания воспоминаний ПН в «Белом деле»... протестует против такого способа...» Следовательно, фон Лампе уже начал обсуждать идею публикации воспоминаний целиком в сборниках «Белое дело», что, конечно, являлось отказом редакции от своего первоначального намерения в каждом томе освещать события на всех фронтах Гражданской войны. В частности, фон Лампе поделился идеей издать полный текст в «Белом деле» с Белоцветовым, от которого зависело финансирование издания. Однако Белоцветов вообще ничего на это не ответил.

Видимо, поначалу фон Лампе больше склонялся к мысли посвятить V сборник «Белого дела» исключительно Крымскому фронту 1920 г. Во-первых, он располагал достаточными материалами (статья Глинки об аграрной реформе, статья Климовича о борьбе против большевистских организаций в Крыму) и, во-вторых, предполагал опубликовать часть воспоминаний Врангеля, чтобы поднять к ним интерес издателей.

17 декабря 1927 г. Врангель направил фон Лампе письмо, в котором одобрил идею посвятить очередной сборник «полностью Крыму». При этом он впервые писал: «Есть и другая возможность - выпустить пятым сборником «Белого дела» мои воспоминания. Конечно, с точки зрения выгодности для меня лично такой способ издания, быть может, и менее благоприятный, но, с одной стороны, от русского издания в настоящих условиях я вообще едва ли какую-либо материальную выгоду получу, с другой - приобретение «Белым делом» моих воспоминаний должно привлечь внимание к этому изданию и, быть может, облегчить дальнейшее его существование... Быть может, под издание моих воспоминаний «Белое дело» могло бы получить уже сейчас часть средств от таких лиц, как Фальц-Фейн, да и тот же Белоцветов... Одновременно я буду стремиться издать мои воспоминания на иностранном языке, хотя бы и в сокращенном виде, что единственно может мне принести материальную выгоду». Видимо, фон Лампе сам сомневался в возможности и целесообразности издания воспоминаний целиком в «Белом деле». Поэтому в ответном письме от 8 января 1928 г., уклонившись от обсуждения этого вопроса, он сделал упор на финансовые трудности: «...Пока оснований рассчитывать на выход пятого сборника мало. У меня, как я уже писал, есть средства на подготовку материала и на содержание редакции (это - я!) для пятой книги, но 3.000 марок на типографию нет, как пока нет и горизонтов в этом направлении...»

Одновременно все более туманной становилась перспектива издать воспоминания Врангеля на немецком языке. Переговоры с «Новаком» затягивались по причине, которую фон Лампе так объяснил в письме баронессе М.Д. Врангель: «Немцы стали (а может и были) копеечниками и у них на первом плане материальный расчет издания!»

Между тем в январе 1928 г. здоровье генерала Врангеля ухудшилось. Он заболел гриппом, который протекал в тяжелой форме.

В начале февраля фон Лампе приехал из Берлина в Париж для встречи с генералом А.П. Кутеповым и другими руководителями РОВС. В Париже он неожиданно для себя получил письмо от Врангеля: «Весьма сожалею, что Вы проехали в Париж, минуя Брюссель. У меня к Вам ряд вопросов, которые желательно было бы выяснить до поездки Вашей в Париж. Во всяком случае прошу Вас на возвратном пути задержаться в Брюсселе на 3 - 4 дня».

14 февраля фон Лампе приехал из Парижа в Брюссель, где нашел Врангеля поправившимся: тот почувствовал себя значительно лучше, стал выходить на улицу, хотя «не был вполне здоров».

Обсудив с фон Лампе некоторые проблемы деятельности РОВС, генерал Врангель поставил вопрос об издании в «Белом деле» его воспоминаний.

«…Центр тяжести моего пребывания в Брюсселе, – записал фон Лампе в дневнике, – это вопрос об издании записок ПНВ… Оказывается, это и была причина моего вызова. ПН в этом случае, несколько под влиянием К-го (Котляревского. – Авт.) считает, что, если не выпустить записки теперь, то их идейно растащат – часть уже опубликована Шатиловым в моей 4-й книге (В только что опубликованный IV сборник «Белого дела» вошла статья П.Н. Шатилова, бывшего начальника штаба генерала П.Н. Врангеля, «Памятная записка о Крымской эвакуации». – Авт.), часть есть в присланной мне статье Климовича, часть войдет в подготовляемую статью сенатора Глинки и т. далее. Поэтому я с места занялся чтением записок и отмечанием того, что, по-моему, надо было переделать. Надо сказать, что записки написаны довольно сухо, в особенности часть вторая – Крым. Что касается до выпадов против Деникина, то они сильно смягчены и даже знаменитое письмо (Письмо Врангеля, написанное в феврале 1920 г. и адресованное Деникину, которое содержало резкую критику политики и стратегии последнего, было широко известно на юге России и в эмиграции благодаря распространившимся копиям. – Авт.) не приведено целиком и перед ним есть замечание о том, что оно во многом носило следы раздражения и личный характер. Это мне весьма понравилось.

Не знаю, будет ли большой интерес к этим запискам, но согласен с тем, что издавать их надо теперь или никогда... Я поставил перед ПН дилеммы, что воспоминания пишут бывшие люди, что он выставит себя под удары критики и обвинения в тенденциозности и замалчивании того или иного, и убежденно высказался, что эти вопросы решить может он один. Между прочим сильно ЗА печатание мать ПН, но она рассуждает так, что мол надо отвечать на обвинения...

Много описаний военных операций также не делает книгу легкой для чтения... Словом, «но» не мало, но я высказал готовность выпустить мою пятую книгу в увеличенном объеме и передать ее всецело запискам ПН, если они мне достанут денег, несмотря на то, что от гонорара ПН уже отказался.

ПН хочет взять заимообразно в остатках от ссудной казны (Ценности Петербургской ссудной казны, вывезенные из Крыма в ноябре 1920 г., были распроданы и вырученные суммы пошли на содержание армии. – Авт.) с тем, чтобы пополнить из выручки. Я не преминул указать на гадательность большого тиража, оценивая его при нормальном для «Белого дела» 300-экземплярном тираже в 500 книг для записок. ПН думает о 1.000! Но, конечно, он прав. После того, как отказался «Медный всадник», на русском языке больше печатать негде, и «Белое дело» как журнал, несколько скрывая физиономию автора и принося ему этим вред, в то же время все-таки даст возможность появления записок в свет!

Интересных фотографий мало – большинство вырезки из «Донской волны» и технически они настолько плохи, что помещать их не стоит. Относительно массы портретов «вождей» - я отговорил помещать их - это мало любопытно.

Я начал читать и нашел кроме мест, нуждающихся в переделке, прямые ошибки: армия Юденича отошла в Латвию, а не в Эстонию, начальник штаба Шиллинга Чернов, а не Чернавин. Поместили и мое посольство к Деникину, которое лично для меня связано с такими почти трагическими воспоминаниями... и тут я настоял на прибавке «фон», которой не было...»

К сожалению, фон Лампе не указывает подробно, какие изменения и сокращения были проведены, и кто именно на этих изменениях и сокращениях настаивал и чем обосновывал – он или Врангель.

«Должен еще отметить и готовность ПН вычеркивать положительно все - временами уже я его удерживал от этого... Но карт-бланш он мне все же дать не согласился... ПНВ вычеркнул из своих записок все лишнее о Государе... И это правильно, так как он не был к нему так близок, чтобы иметь правильное суждение».

Работа шла очень напряженная и поглощала все время. Фон Лампе с сожалением писал, что за три дня - 15, 16 и 17 февраля - он пропустил все политические и культурные мероприятия, организованные в Брюсселе эмигрантами. Не без юмора он отметил: «...Вероятно, публика думает, что мы с ПНВ готовим мобилизацию, а не... мемуары».

Следовательно, Врангель ради скорейшего издания своих воспоминаний, названных по совету фон Лампе «Записками», готов был значительно сократить их, убрав наименее интересные места. В то же время он вычеркнул наиболее откровенные оценки Николая II. Как и многие, он, вероятно, считал, что именно его ошибки и слабости привели Россию к революции. Являясь, однако, сторонником монархической формы правления и стремясь укрепить единство военной эмиграции, Врангель счел целесообразным быть более сдержанным в оценках Николая II, хотя сохраненный им общий тон не отличается особой теплотой по отношению к последнему императору.

С другой стороны, Врангель стремился сам отредактировать свои воспоминания, не доверив целиком эту работу даже фон Лампе, одному из наиболее преданных своих сотрудников, профессиональному журналисту и издателю.

22 февраля фон Лампе выехал из Брюсселя в Германию, увозя с собой отредактированный и сокращенный первый машинописный экземпляр. «На границе немцы заинтересовались записками ПНВ, которые я вез в отдельном пакете, но тут же и пропустили их». Переехав границу, фон Лампе телеграфировал в Брюссель Врангелю, что текст довезен в полной сохранности. Видимо, Врангель, хорошо зная о придирчивости полицейских, пограничников и таможенников к русским эмигрантам, особенно бывшим офицерам, беспокоился за судьбу текста. 24 февраля, сразу по прибытии в Берлин, фон Лампе написал ему: «...Ваши мемуары перевезены мною в полной исправности».

Уже после смерти генерала Врангеля, оглядываясь на дни, проведенные вместе с ним в Брюсселе, которые оказались их последней встречей, фон Лампе в ряде писем к наиболее близким людям раскрыл несколько очень важных моментов.

28 апреля 1928 г. он писал: «Петр Николаевич в феврале вызывал меня очень настойчиво в Брюссель и, когда я приехал из Парижа на пару дней, то, несмотря на все мои отговорки, засел со мной за корректирование своих записок, законченных еще в 1923 году! Прокорректировав, он отдал их в безвозмездное пользование «Белому делу» и в самой категорической форме настаивал на том, чтобы я   н е м е- д л е н н о  взял их с собой в Берлин... Как я ни отговаривался, предпочитая, чтобы их послали по почте, он настоял на своем и просил прислать ему сведения о провозе через границу, не доезжая до Берлина.

Как будто он понимал где-то внутри, что ему надо с этим делом  с п е ш и т ь ... Много он вычеркнул полемики, и в том числе и с Деникиным... Убрал он примерно 1/8 всего объема записок...»

4 мая 1928 г. фон Лампе писал генералу Е.К. Миллеру: «...Вдруг в феврале он настоял на моем немедленном приезде в Брюссель, на  с п е ш н о й нашей совместной работе над корректурой записок и на  н е м е д л е н н о м  отвозе их мною в Берлин! Все мои указания, что не надо спешить, Петр Николаевич решительно отвергал и торопил меня все время!.. По-видимому, у Петра Николаевича было какое-то неосознанное предчувствие, что торопиться надо... Во время корректуры он выбросил все о некоторых личностях и в том числе о Деникине... Выброшена была 1/8 всей работы...»

Из письма генералу П.А. Кусонскому от 21 мая 1928 г. видно, как был окончательно решен вопрос с названием воспоминаний: «В Брюсселе я говорил Петру Николаевичу то, что записки сухи, и что продажа пойдет вяло. Он почти соглашаясь, нервно настаивал на их печатании. Я не мог ему отказать. Я добился того, что они были названы просто «Записки» - это лишает их претенциозности».

Таким образом, при редактировании текста воспоминаний в феврале 1928 г. с целью их издания в «Белом деле» генерал Врангель сократил их на 1/8 объема, то есть примерно с 50 авторских листов до 44. При этом значительная часть сокращений пришлась на персональные характеристики некоторых военных и политических деятелей, а также на описания взаимоотношений с этими людьми, прежде всего с Деникиным.

26 февраля фон Лампе составил и отправил Врангелю в Брюссель официальное письмо от редакции «Белого дела» о тех «общих основаниях», на которых предполагалось выпустить «Записки» в свет. Текст передавался Врангелем редакции безвозмездно и должен был быть издан в V сборнике «Белого дела», увеличенном в объеме, или в V и VI сборниках, «но с одновременным выходом таковых». Право на издание «Записок» в России и их перевод на иностранные языки было оставлено исключительно за автором.

1 марта Врангель закончил работу над предисловием и, высылая его фон Лампе, официальным письмом передал редакции «Белого дела» право на издание «Записок» на русском языке.

Между тем и после отъезда фон Лампе из Брюсселя в Берлин Врангель не прекратил правку текста. Он внес еще некоторые исправления в персональные характеристики и письмом от 13 марта уведомил фон Лампе: «...Я закончил последнее редактирование переданных Вам моих записок. В дополнение к тем исправлениям и дополнениям, которые я передал Вам в Ваш последний приезд в Брюссель, прилагаю ряд исправлений и сокращений. По внесении указанных дополнений, исправлений и сокращений в подлинник не откажите меня уведомить».

Таким образом, отдав фон Лампе отредактированный и сокращенный экземпляр, Врангель продолжал читать оставшийся у него второй экземпляр и вносить новые исправления. О том, как это делалось, дают представление сохранившиеся среди документов фон Лампе написанные почерком Врангеля и подписанные им записки на страницах, вырванных, видимо, из его блокнота. В первой записке он добавил в текст главы «Вперед» лестную характеристику генералу Барбовичу. Во второй он внес исправление в описание его встречи с генералом Кутеповым на фронте в конце августа 1920 г., зачеркнув фразу, что Кутепов «видимо волновался». В третьей добавил в главу «На Кубань» его лестную характеристику: «Генерал Кутепов был начальник большой воинской доблести...» Все эти добавления и исправления фон Лампе включил в опубликованный текст.

В июле 1928 г. фон Лампе писал Кусонскому, что, будучи последний раз у Врангеля, уговаривал его наладить отношения с Кутеповым: «...Я долго говорил на эту тему с ПН и уговаривал его на примирение... Не знаю, чему, но, может быть, именно этому разговору надо приписать тот факт, что во время болезни ПН я получил от него выписку-характеристику АП (Александр Павлович Кутепов. – Авт.), которую он ввел в свои воспоминания. Она написана в лестной форме и подлинник, маленькая записка, хранится у меня».

18 марта, меньше чем через неделю после завершения исправлений генерал Врангель заболел. Узнав об этом из письма Котляревского, фон Лампе написал Врангелю 26 марта: «...Грипп опять уложил Вас в кровать!.. Видимо, рецидив того припадка, который был до моего приезда… Все дела по изданию пишу Ник. Мих., чтобы не досаждать Вам неприятными и назойливыми мелочами...»

Одной из таких «неприятных и назойливых мелочей» была острая нехватка денег на издание «Записок». В середине марта фон Лампе встретился с проезжавшим через Берлин Белоцветовым. «...Мне с ним пришлось вести так тяготящий меня всегда разговор относительно субсидирования «Белого дела», выставив мотив, что с авансами, добытыми деньгами и кредитом мне нужно для выпуска двух книг Врангеля, кроме имеющихся 7.000 марок, еще три. Прямого отказа не было, но согласие откладывается до 2-го апреля, когда в Берлине соберутся главы “Саламандры”».

Кроме того, фон Лампе сообщил Врангелю, что общий объем двух частей составит 592 страницы и что целесообразно все-таки издать их раздельно: «Я приказал сделать примерную книгу, чтобы посмотреть, что получится, и вышла книга  т о л щ е  моих двух нормальных взятых вместе... Вид нехороший, слишком толсто!» И предложил издать сначала 1-ю часть, а затем 2-ю. Врангель не согласился с таким вариантом, настаивая на публикации «Записок» полностью и сразу – в  одной книге или двух. В письме Котляревскому от 26 марта фон Лампе уточнил свою позицию: «Я согласен с ПН... Все время дело летописи висит на волоске и все время... он не рвется. В этих только видах можно было пойти на решение: выпустить одну первую часть, а потом, в порядке же рвущегося волоска, дожить и до второй части».

В начале апреля стало ясно, что на «Саламандру» рассчитывать не приходится. «Факт напечатания «Записок» ПНВ на него (Белоцветова) не только не производит никакого впечатления, но, как мне порой кажется, встречается им просто неодобрительно... Денег не дает, и приходится искать деньги на издание двух книг «Записок» в другом месте». Котляревскому, который известил, что больной Врангель «все время интересуется положением дел о печатании «Записок»», фон Лампе сообщил: «...Белоцветов - «Саламандра» - заявил, что в связи с ухудшением дел нет возможности просубсидировать издание «Записок» в «Белом деле»...» Однако, писал он далее, «мысль опубликовать «Записки» ПН засела во мне колом», и затем, приведя раскладку расходов на издание и показав, что ему «из требуемых 10.200 марок не хватает 3.100 марок», подчеркнул «преимущества печатания в «Белом деле»: в моей наполовину бесплатной работе, в добросовестности, компетентности и доброжелательности».

Между тем состояние здоровья Врангеля резко ухудшилось. 13 апреля фон Лампе получил от Котляревского из Брюсселя очень тревожное письмо, датированное 11 апреля: «Ужасное горе! Сегодня выявилось, что у П.Н. туберкулезный процесс левого легкого в очень сильной активной форме. Анализ мокрот показал наличие большого количества туберкулезных палочек. Температура очень высокая. Если Господь смилуется, то, как только температура немного понизится, увезем в горы».

В следующем письме от Котляревского, написанном в 11 часов дня 16 апреля говорилось: «За вчерашний день произошло очень большое ухудшение. Температура дает огромные колебания с 39 на 36,2 и обратно 39. Вчера были явления характера мозгового. Врачи считают положение чрезвычайно опасным и считают, что благоприятный исход болезни будет чудом. Какое страшное, ужасное горе!»

Это известие повергло фон Лампе в шок.  «Г л а в н о к о м а н д у ю щ и й   у м и р а е т... Все рушится, заменить некем...» - записал он в дневнике. 18 апреля он написал генералу А.П. Архангельскому: «...Чем хуже положение, тем более д о л ж н ы  мы думать о «Записках» ПН».

Несмотря на мучительные боли и потери сознания, Врангель, решая самые важные дела, не забыл и о «Записках». По словам Котляревского, он «за три недели уже чувствовал, что умирает, и совершенно сознательно отдавал приказания на случай смерти».

Во-первых, он внес последние поправки в текст. Они были продиктованы Котляревскому, который записал их и затем, уже после смерти генерала, перепечатал и выслал в Берлин фон Лампе. При этом Врангель категорически настаивал, чтобы больше «никаких изменений внесено не было, исключая редакционно-литературных исправлений».

Во-вторых, он отдал распоряжение снять со счета в банке и выдать фон Лампе 1 000 долл. из средств, оставшихся от реализации Петербургской ссудной казны. Эти деньги должны были быть выданы в форме беспроцентной заимообразной ссуды с погашением половины через год и второй половины к 1 января 1930 г. из средств, полученных от реализации тиража.

В-третьих, Врангель приказал после выхода в свет обеих частей «Записок» уничтожить как оставшийся в Брюсселе полный вариант текста, так и экземпляр, увезенный фон Лампе в Берлин. При этом он оговорил, что некоторые отрывки из текста должны быть сохранены в его личном архиве. Придавая исключительно важное значение тому, чтобы никто никогда не увидел сокращенной им 1/8 части текста, умирающий взял с Котляревского честное слово, что оба машинописных экземпляра будут сожжены.

24 апреля фон Лампе получил от Котляревского письмо, датированное 20 апреля: «Здоровье П.Н. не лучше, сердце работает хуже, очень большая слабость. Вопрос легких сейчас не на первом плане, главное - деятельность сердца и нервное возбуждение».

25 апреля 1928 г. генерал Врангель умер. Получив в тот же день телеграмму о смерти главнокомандующего, фон Лампе, переживая страшное горе, записал в дневнике о намерении «все бросить и уйти из РОВС». «Но «Записки» издать я д о л ж е н!!»

Смерть Врангеля наполнила фон Лампе решимостью достать необходимые  деньги и издать «Записки». Эта решимость иногда сменялась пессимизмом и отчаяньем, которые вызывались осознанием громадности понесенной утраты. В письме одному из самых близких друзей он признался: «Очень я хочу уйти! Это не падение духа, это сознание неизбежности, обреченности дела, которому отдано так много... Всегда нехорошо, когда дело или интерес жизни сосредоточен в одном человеке, а тут это именно было так и очень ярко так!..» И далее о «Записках»: «У меня сейчас громадная задача характера морального обязательства... Не знаю, удастся ли мне осуществить их печатание».

Между тем среди соратников и близких генерала Врангеля возникла мысль, что после его смерти «Записки» могут быть изданы в полном, первоначальном варианте. За это, в частности, высказался философ И.А. Ильин. В письме Котляревскому фон Лампе попытался осторожно прозондировать почву: «...Мне кажется, что он не прав и мы должны раньше всего считаться с тем, что Петр Николаевич  с а м  вычеркнул многое... Как Вы думаете об этом?» Котляревский ответил категорически: «Главнокомандующий в предсмертном распоряжении, мне данном, вновь повторил, чтобы никаких изменений внесено не было... Поэтому о предложении Ивана Александровича, о котором Вы пишете мне в письме от 28 апреля (о напечатании всех вычеркнутых Главнокомандующим мест), не может быть и речи».

Смерть Врангеля все же повлияла на характер редакторской работы фон Лампе. После первого знакомства с воспоминаниями он был убежден в том, что текст должен быть «оживлен» за счет сокращения многочисленных военных реляций, и ему во многом удалось этого добиться в процессе совместной работы с Врангелем. Увозя из Брюсселя текст, как он потом признался в письме Кусонскому от 21 мая, он планировал продолжить его чистку в этом направлении. «...Я надеялся в процессе окончательного редактирования добиться еще многих сокращений... Теперь это изменилось – теперь печатание записок для меня –  з а в е щ а н и е   Петра Николаевича, и редактирование их мною, как записок посмертных, будет, конечно, гораздо более деликатно».

Однако есть некоторые основания предполагать, что, внося в текст необходимую литературную правку, фон Лампе не только не сократил текст, но даже кое-что вернул из вычеркнутого Врангелем. Возможно, на это его толкнуло требование Котляревского возвратить ему машинописный текст «Записок» со всеми присланными дополнениями и исправлениями для сожжения согласно предсмертной воле главнокомандующего.

В предисловии «От редакции» фон Лампе указал: «После кончины генерала Врангеля, подготовляя рукопись его к печати, редакция ограничилась только самыми необходимыми редакционными исправлениями, сдавая в печать рукопись в том виде, в каком она была принята от автора». Однако в письме, датированном 15 августа 1928 г., он признался: «...Я   и м е л  право откорректировать записки и это мое право использовал больше, чем я о том говорю в моем предисловии».

Отсутствие полного оригинального варианта «Записок» не позволяет выяснить, что именно снял, а что вернул в текст фон Лампе. Зная его преданность Врангелю и его семье, следует исключить, что он пошел на нарушение предсмертной воли главнокомандующего и восстановил какие-либо персональные характеристики. Однако более нейтральные, но важные с исторической точки зрения сюжеты он, вероятно, все же восстановил. Подтверждением этому может служить последняя машинописная страница V главы 2-й части. На ней зачеркнуто окончание приказа Врангеля, которым он разрешил вернуться в Крым гражданским беженцам, оказавшимся за границей в результате деникинской эвакуации в феврале - марте 1920 г. В опубликованном же варианте вычеркнутый текст этого приказа восстановлен.

Кроме того, завершающую главу «У последней черты» фон Лампе включил в предшествующую ей - «Последняя ставка» - в качестве ее второй части с сохранением оригинального названия.

6 мая фон Лампе выслал вдове – баронессе О.М. Врангель – документ, подтверждающий все обязательства редакции «Белого дела» по изданию «Записок», которые были приняты перед генералом Врангелем.

11 мая от Котляревского был получен чек на 1.000 долл., выписанный брюссельским отделением «National сity bank», в качестве заимообразной ссуды на издание «Записок» в соответствии с предсмертной волей Врангеля.

Полученные деньги почти покрывали расходы по изданию, однако из них нельзя было ничего выкроить для оплаты редакторской работы самого фон Лампе. К тому же давались они в виде заимообразной ссуды, что ставило его в крайне тяжелое положение: он обязан был к 1 января 1930 г. возвратить деньги из средств от распродажи тиража, в успехе которой он сам сомневался. В частности, промышленник А.О. Гукасов также согласился дать только ссуду, отказавшись что-либо пожертвовать безвозвратно. 16 мая фон Лампе с горечью писал одному из своих близких друзей: «Я хочу... хоть часть денег получить не ссудой, а жертвенно... Право же, покойный Главнокомандующий... денег не имел - он отдал свои воспоминания даром в то время, как даже при моей оплате он должен был получить 1 200 – 1 300 марок. Я нищий, имеющий заработок в 150 марок в месяц при прожиточном минимуме на двоих в 300, - отказался от редакторского гонорара, чтобы только записки вышли...»

Тогда же фон Лампе обратился к генералам Миллеру и Барбовичу, возглавлявшим в Париже и Белграде «Комитеты по увековечиванию памяти генерала П.Н. Врангеля». Эти комитеты собирали пожертвования эмигрантов, и он попытался убедить Миллера и Барбовича, что издание «Записок» станет лучшим памятником покойному главнокомандующему. Те лишь неопределенно пообещали выделить что-то из денег, оставшихся от похорон.

Несмотря на неопределенное финансовое положение, фон Лампе работал очень напряженно и в первых числах июля закончил вторую корректуру V сборника «Белого дела». Одному из своих постоянных адресатов, извиняясь за то, что долго не отвечал, он писал 16 июля: «...Причина молчания - выход пятой книги... Как это нервно и хлопотно... Помножьте это на то, что у меня в очередной книге 31 схема, семь иллюстраций и т.п.  В с е   делаю один! Книга выйдет на этой неделе, вопрос выхода  +  два-три дня. А в это время подготовлена к набору и уже начала набираться и следующая книга».

19 июля 1928 г. типографией было закончено печатание V сборника «Белого дела». 1-я часть «Записок» генерала Врангеля вышла в свет.

Чтобы издать V и VI сборники, фон Лампе выдал типографии «Зинабург и Ко» два векселя на общую сумму 4.530 марок, обязавшись вернуть долг из выручки от продажи тиража. На подготовку к печати VI сборника денег немного не хватало, и он обратился за помощью к барону В.Э. Фальц-Фейну.

Своей близкой знакомой фон Лампе писал 24 июля: «С записками П.Н. Врангеля, исполняя его предсмертную просьбу, я буквально кинулся в воду, издавая две книги... Они стоят 11.000 марок. Пять я достал, пять должаю под будущий тираж (а если он не оправдает надежд?), а одной мне и посейчас не хватает! Что стоило бы тому же Юсупову помочь, благо он был в дружбе с П.Н. Врангелем, ведь это только 6.000 франков... И как я выплыву - не знаю. Знаю только одно, что первый том я издал.., издам и второй...»

К десятым числам сентября фон Лампе закончил подготовку к печати VI сборника. Работа потребовала от него всех сил и времени, три недели он не притрагивался к дневнику. «20 августа - 12 сентября. Берлин. Пропуск в дневнике по своим размерам почти небывалый... Идет оживленная работа по окончанию шестой книги и это одна из причин, почему я не брался за дневник. Сейчас книга закончена, печатается и на этой неделе должна выйти из печати. Исполняется задача, возложенная на меня заветом покойного Петра Николаевича. Выполнил ее как мог... Не могу не отметить, что решительно все, кто получил книгу, благодарил меня и высказывался о ней в самой лестной форме».

Однако радость фон Лампе была омрачена полученным из Франции отказом Фальц-Фейна пожертвовать деньги на издание «Записок». После чрезвычайно напряженного труда у него сдали нервы: «Все говорят о значении записок Врангеля и никто не дает ни копейки... Сволочь!» Понять его можно: проделав без чьей-либо помощи всю редакторскую и корректорскую работу, фон Лампе не получил за нее ни копейки.

Между тем V сборник «Белого дела», поступив в продажу в Берлине в конце июля, постепенно распродавался: до середины августа было продано 250 экземпляров. На взгляд фон Лампе, это было «немного больше, чем обычная продажа в начале». Примечательно, что большую партию книг в Берлине купили большевики - представители различных советских организаций в Германии.

Для выплаты долгов, которые составили 9.400 марок, фон Лампе необходимо было продать примерно 1150 экземпляров каждой части «Записок». Еще раз обращаясь к генералу Миллеру за помощью и, приводя эти цифры в письме от 15 сентября, он отмечал: «П.Н. считал, что 1.000 пар продастся легко. Я смотрю на это пессимистичнее». С горечью и возмущением высказался он о тех, кто «числил себя друзьями покойного главнокомандующего», имел приличное состояние в эмиграции, но отказался пожертвовать деньги на издание: «...Все состоятельные люди признают необходимость издать «Записки», но  в с е  отказались принять в деле материальное участие! Такова физиономия   и м у щ е й   эмиграции».

VI сборник «Белого дела» со 2-й частью «Записок» вышел в свет 25 сентября 1928 г. За несколько дней до этого, полностью завершив свою работу и ожидая тираж, фон Лампе писал генералу Архангельскому: «Должен Вам честно сказать, что, заканчивая дело по изданию «Записок» Главнокомандующего, я чувствую громадное моральное удовлетворение. Конечно, нужно было бы сделать лучше, но далеко не все доступно. Во всяком случае, дело сделано и записки вышли в свет!! Завет Петра Николаевича исполнен! Но какие с......  все состоятельные эмигранты – в с е   в один голос говорили мне о ценности записок и   н и   о д и н   не пришел на помощь материально!»

5 октября, когда в продаже уже находились обе части «Записок», фон Лампе составил для Миллера и Барбовича обстоятельный отчет. За семь месяцев работы (с середины февраля до середины сентября) им было отредактировано и дважды откорректировано 35 листов текста, что составило 1 900 000 знаков. Было подготовлено 45 схем, 22 фотографии и 3 факсимиле. Каждая часть была издана тиражом 2,5 тыс. экземпляров и сверх того было отпечатано 18 именных экземпляров для членов семьи Врангеля и наиболее близких ему лиц. Всего на редактирование, бумагу, почтовые услуги, рекламу и оплату работы типографии было израсходовано 10 024 марки. Приход редакции «Белого дела» составили: чек на 1 000 долл. (4 146 марок) от Н.М. Котляревского (из казенных сумм, бывших в распоряжении генерала Врангеля), чек на 50 долл. (207,5 марок) от неустановленного лица, 1 000 марок от «Комитета по увековечиванию памяти генерала П.Н. Врангеля в Париже» (эти последние недостающие деньги генерал Миллер прислал 5 октября), 141 марка из кассы редакции «Белого дела». Кроме того фон Лампе выдал типографии два векселя на сумму 4 530 марок, фактически напечатав обе книги в долг. Все долги подлежали возврату из сумм, полученных от реализации тиража, в следующем порядке: по векселям – 4 530 марок, по чекам – 4 353 марки, парижскому комитету – 1 000 марок, в кассу редакции «Белого дела» – 141 марка. Таким образом, на начало октября, когда обе части «Записок» увидели свет, фон Лампе, проделав огромную работу один, в качестве редакторского гонорара так ничего и не получил.

Идея выпустить сверх тиража именные экземпляры, прежде всего для членов семьи генерала Врангеля, принадлежала, вероятно, самому фон Лампе. В именных экземплярах сверху на обороте титула курсивом указывалось имя владельца. Так, в экземпляр старшей дочери было впечатано: «Экземпляр Баронессы Елены Петровны Врангель».

20 июля, на следующий день после выхода в свет V сборника, фон Лампе выслал в Брюссель пять именных экземпляров для баронессы О.М. Врангель и детей, написав ей: «...Старшие несомненно оценят книгу сейчас, младшие будут читать ее, когда вырастут». Сразу же после выхода в свет VI сборника он отправил в Брюссель его именные экземпляры.

14 октября фон Лампе получил письмо от баронессы О.М. Врангель: «От лица детей и своего сердечно благодарю за пять именных экземпляров... Я не могу Вам сказать, как горячо я тронута Вашим любовным отношением к изданию «Записок», потому что действительно чувствуется Ваша любовь. Издано прекрасно».

Исполнив завет Врангеля – издав его «Записки», – фон Лампе оказался перед жестокой необходимостью выполнить и его предсмертную волю – уничтожить полный оригинальный текст. Такой участи оригинала он противился всей душой…

Ни в дневнике, ни в переписке фон Лампе не обнаружено, когда точно Котляревский проинформировал его об этом предсмертном распоряжении Врангеля и потребовал возвратить в Брюссель увезенный текст, а также дополнения и исправления, высланные в Берлин позже. Во всяком случае, это произошло до конца мая, когда фон Лампе писал предисловие «От редакции». Считая невозможным как умолчать о сокращении первоначального текста на 1/8 объема, так и сказать правду о предстоящем его уничтожении, он поставил все глаголы в прошедшее время: «существовал», «хранился».

Упоминание в предисловии о существовании и сокращении полного оригинального варианта «Записок» вызвало недовольство матери покойного главнокомандующего. В уже цитированном письме от 19 августа баронесса Врангель выговорила фон Лампе: «Я знаю, что он взял слово (Здесь и далее подчеркнуто М.Д. Врангель. – Авт.) с Ник. Мих., что по напечатанию не только черновик, но и Ваш экземпляр самим Ник. Мих. должен быть уничтожен, настолько он не хотел, чтобы до рукописи касались, и я очень надеюсь, что Н.М. волю покойного свято исполнит. Да и на что нужен черновик – это его интимное, раз он так его зберегал. Многое им в нем написано в пылу возмущения. Он смягчился и, слава Богу, ничего исторического не пропало. Это его душевное и только. …Вы указываете, где хранится 2-й экз. или, вернее, черновик, с теми исправлениями, которые он именно не хотел, чтобы видели интересующиеся ими… По счастью, несмотря даже на предисловие Ваше, оно будет сокрыто ото всех… Но сколько породит толков его исчезновение, не будем же мы рассказывать, что он просил уничтожить».

В ответном письме от 21 августа фон Лампе попытался аргументировать свою позицию. «Что касается до второго экземпляра, то Н.М. писал мне о выраженной Петром Николаевичем воле уничтожить и второй экземпляр, и манускрипт, находящийся у меня. Воле Петра Николаевича, конечно, надо покориться, и  я   в е р н у  манускрипт, как меня о том просил Котляревский, но будь я на месте Н.М. – я в свое время протестовал бы против такого решения Петра Николаевича – он недооценивал  с в о е г о  исторического значения –  е г о манускрипты обязательно должны были бы храниться в  е г о  архиве, в подлиннике. Когда будут  и з у ч а т ь  его записки, то будет важно установить, что он сам вычеркнул... Котляревский писал мне, что  о б а  манускрипта будут уничтожены, но что  ч а с т ь  вычеркнутого, т о ч н о  указанная Петром Николаевичем, будет сохранена. Поэтому я в своем предисловии и употребил выражения: «существовал второй (экземпляр)», «экземпляр этот хранился в личном…», так как это соответствует действительности, а писать о предположенном уничтожении я не хотел».

Утверждая далее, что на месте Котляревского он сумел бы убедить Врангеля сохранить полный текст записок, фон Лампе ссылался на случаи, когда ему удавалось при помощи веских аргументов убеждать своего начальника изменять уже принятое решение. Общий тон письма свидетельствует о неподдельной горечи близкого Врангелю человека, вызванной бессилием изменить что-либо и спасти для истории часть текста, которую автор обрек на небытие. При этом, проявив свойственные ему рассудительность и педантичность, фон Лампе настойчиво рекомендовал баронессе Врангель «уничтожение сделать официально», в присутствии наследников и с оформлением протокола, который должны подписать самые близкие генералу Врангелю лица.

В ответ он получил от старой баронессы письмо, полное обвинений в намерении нарушить волю ее сына. Протестуя против них, фон Лампе писал в Брюссель 25 августа: «…Я не собираюсь нарушать волю Главнокомандующего. Я вышлю все, что у меня. Я протестовал бы против распоряжения Петра Николаевича. Котляревский должен был протестовать, тем более, что Петр Николаевич приказал кое-что сохранить… Что же касается моей мысли, что манускрипты вообще нужны в архивах, то это есть настоящая историческая точка зрения – для характеристики наших больших русских людей много дало бы и то,  ч т о  они  с а м и  сокращали. То же самое и наоборот – очень интересно для характеристики и   т о,  ч т о   и   к о г д а  было ими добавлено…»

Неизвестно точно, когда фон Лампе переслал в Брюссель имевшийся у него машинописный текст «Записок». При этом он все-таки добился разрешения сохранить у себя титульный лист, последние страницы всех глав и три собственноручных записки Врангеля с характеристиками Кутепова и Барбовича.

Переживания фон Лампе усугублялись тем, что в ходе подготовки «Записок» к изданию, уже после смерти главнокомандующего, у него возникла и крепла мысль, что можно было бы написать их продолжение. Так, в мае 1928 г. в письме Кусонскому он посетовал на то, что в «Записках» «нет Константинопольского периода», т.е. описания деятельности Врангеля в Турции сразу после эвакуации из Крыма с ноября 1920 г. по осень 1921 г. А в апреле 1929 г., получив из Брюсселя известие об отправке архива Врангеля на хранение в библиотеку Гуверовского института в США, фон Лампе написал Котляревскому: «Жаль мне, что архив ушел. Я отказываюсь от каких бы то ни было статей и статеек о П.Н. и все мечтаю о том, чтобы дописать третий том его записок. Отправка архива, конечно, ставит этому предел».

31 октября в Брюсселе оба машинописных экземпляра «Записок» были сожжены.

Составленный протокол гласит:

«Генерал барон Петр Николаевич Врангель отдал предсмертное распоряжение сжечь оба экземпляра подлинника его «Записок (ноябрь 1916 г.- ноябрь 1920 г.)», напечатанных на пишущей машинке, после того, как эти «Записки» появятся в печати в «Белом деле», за исключением лишь одного экземпляра Главы четвертой Части первой «Записок» – «Крамола на Кубани», где имеются разговоры по прямому проводу между генералом бароном Врангелем, генералом Покровским, генералом Науменко, полковником Колтышевым и телеграммы, не напечатанные, согласно распоряжению генерала барона Врангеля, в «Белом деле» с целью сокращения размера «Записок».

В виду того, что «Записки» без каких бы то ни было изменений и сокращений подлинника уже изданы – напечатаны в пятом и шестом сборниках «Белого дела», – сего 31 октября 1928 года оба экземпляра подлинника «Записок» сожжены, за исключением:

I. Одного экземпляра подлинника Главы четвертой Части первой «Крамола на Кубани».

II. Нижеследующих страниц одного из экземпляров подлинника, кои издатель «Белого дела» генерал Алексей Александрович фон Лампе сохранил для архива «Белого дела»…»

Подписан протокол баронессой О.М. Врангель, Н.М. Котляревским и генералом А.П. Архангельским.

Увы, рукописи горят…

Понятны мотивы генерала Врангеля, его стремление не усугублять междоусобицу в среде военной эмиграции, его страстное желание быть и остаться «всегда с честью», сделать себя неуязвимым не только для злословия современников, но и критики потомков.

Понятна и позиция родных и близких генерала, для которых исполнение его предсмертной воли было святым долгом.

Но более понятна и достойна сочувствия «настоящая историческая точка зрения» фон Лампе. Как никто другой, он отдавал себе отчет: не строчки вычеркиваются и не страницы сжигаются – часть жизни и души «большого русского человека»…

В протоколе о сожжении, составленном, несомненно, Котляревским (при возможном участии близких покойного главнокомандующего), бросается в глаза преднамеренно ложное утверждение, будто «Записки» изданы «без каких бы то ни было изменений и сокращений подлинника». Сделано это могло быть с единственной целью: скрыть факт сокращения и, следовательно, существенную разницу между оригиналом и опубликованным текстом, дабы никому и никогда не пришло в голову выяснять, что именно было сначала изъято из текста, а затем навсегда уничтожено, и почему генерал Врангель так не хотел, «чтобы до рукописи касались».

Заметим, что куда более правдивое предисловие фон Лампе свело на нет усилия составителя (или составителей) протокола.

Сам фон Лампе по понятным причинам не был приглашен в Брюссель для участия в процедуре сожжения. Но один экземпляр протокола был выслан ему в Берлин и сохранился в его архиве. На нем напротив перечисленных страниц, оставленных в архиве редакции, он сделал пометки об их наличии. При этом он отметил ошибку составителя протокола, указавшего в перечне, что от V главы 1-й части оставлены «две последние страницы – 135 и 136». Ниже цифры «136» он поставил вопросительный знак и написал «не сущ.». Действительно, эта глава заканчивается 135-й страницей.

Выход в свет «Записок» генерала Врангеля вызвал большой интерес прежде всего в военных кругах эмиграции, поскольку среди офицеров бывших белых армий было немало тех, кто поддерживал Врангеля против Деникина и наоборот, а еще больше было тех, кто сожалел о вражде между двумя лидерами Белого движения на юге России. При этом вопреки желанию Врангеля, чтобы его «Записки» не воспринимались как ответ на «Очерки русской смуты», они воспринимались большинством эмигрантов именно так. Хотя в предисловии ясно говорилось, что написаны «Записки» были в 1921 – 1923 гг., сам факт выхода их в свет вскоре после завершения публикации «Очерков» давал основание усматривать в этом продолжение конфликта между бывшими главнокомандующими ВСЮР.

В июле 1928 г. Кусонский написал фон Лампе в связи с выходом 1-й части «Записок»: «Пока я, лишь просмотрев книгу, скажу следующее. Хотя воспоминания написаны до появления V т. Деникина, но они уже заранее как бы полемизируют и оправдываются перед Ан. Ив. (Антон Иванович Деникин. – Авт.). Задача эта неблагодарная, ибо, сколько ни делал стратегических и пр. ошибок Деникин, все же в истории Врангель – Деникин каждый мало-мальски беспристрастный человек всегда станет на сторону Деникина и осудит Врангеля (Фон Лампе написал поверх этой строки: «Это не так». – Авт.). Критика же Деникина в воспоминаниях для теперешнего читателя, оглядывающего поход белых беспристрастно и более глубоко, будет, я думаю, неприятна».

Отвечая Кусонскому, фон Лампе не мог обойти молчанием больную для него тему: «Я не буду останавливаться на вопросе «Врангель – Деникин» - я на это держусь иного, чем Ты, взгляда. Не полемизировать же нам по этому вопросу! Скажу только немного: оба они принадлежат истории – ПН скончался, АИ умер политически… И потому я рад, что суд истории  т е п е р ь  имеет показания о б е и х  сторон. Свидетели тоже найдутся… Про Деникина скажу, что его пятый том недостоин ни его самого, ни первых четырех томов его же труда! Он и наше Константинопольское представительство обвиняет в подготовке убийства Романовского…!!»

Среди общих упреков в необъективности недовольные голоса отдельных лиц прозвучали особенно громко. В частности, генерала А.Г. Шкуро, склонного, как явствует из «Записок», к неподчинению непосредственному командованию и поощрению грабежей среди своих войск. Приехав в Берлин в начале октября 1928 г., Шкуро явился к фон Лампе и «начал довольно острый разговор по поводу того, что ПН в своих записках его «обложил»… Он начал корить меня, что де мол я должен был вычеркнуть то, что сказано о нем, и что он будет выступать в печати…»

Генерал П.П. Скоропадский, проживавший в Берлине, был глубоко задет тем, что Врангель осудил его за согласие стать гетманом Украины, занятой немецкими войсками.

Однако наиболее аргументированные обвинения Врангеля в стремлении исказить историю Белого движения на юге России и одновременно возвеличить самого себя «Записки» вызвали со стороны Деникина. В мае – июне 1930 г. выходивший в Париже еженедельник «Иллюстрированная Россия» опубликовал его пространную статью «Мой ответ».

Любопытны сами обстоятельства, вызвавшие ее появление.

Уже в 1929 г. в Великобритании вышел английский перевод «Записок», а в начале 1930 г. во Франции был опубликован перевод на французский. В обоих случаях эти издания были осуществлены с согласия наследников генерала Врангеля и с некоторыми сокращениями. Текст был сокращен за счет прежде всего описания военных операций.

Сразу же вслед за выходом французского издания «Иллюстрированная Россия» начала печатать отрывки из него на русском языке. Эти отрывки, опубликованные под общим названием «Мемуары ген. П.Н. Врангеля» в №№ 15 – 20 за апрель – май 1930 г., касались прежде всего острых взаимоотношений между Деникиным и Врангелем. В предисловии редакции было сказано, что перевод этих отрывков на русский язык осуществлен с вышедшей «на днях» книги на французском языке, которая представляет собой «единственную, заключающую в себе полностью «Записки» генерала Врангеля». Причем, с № 16 редакция помещала вставку: «Печатается по соглашению с парижским издательством «Талландье».

Эта публикация, естественно, вызвала резко отрицательную реакцию фон Лампе. Он немедленно вступил в активную переписку с главным редактором «Иллюстрированной России» М.П. Мироновым, а также жившими в Париже руководителями РОВС. Среди выступивших посредниками в разрешении этой конфликтной ситуации были главный редактор «Часового» В.В. Орехов и начальник 1-го отдела РОВС генерал П.Н. Шатилов.

Фон Лампе прежде всего обвинил «Иллюстрированную Россию», которая придерживалась либеральных взглядов, в преднамеренном замалчивании факта выхода в свет «Записок» генерала Врангеля на русском языке в сборниках «Белое дело». Во-вторых, он установил, что при обратном переводе с французского на русский язык были допущены ошибки, исказившие смысл авторского текста. В-третьих, он справедливо усмотрел в этой истории нарушение прав вдовы и детей покойного главнокомандующего. В письме на имя Миронова от 23 апреля 1930 г. он потребовал «восстановить истину и удовлетворить интересы семьи генерала Врангеля».

Орехов, посетивший Миронова по поручению генерала Шатилова, писал фон Лампе 2 мая 1930 г., что главный редактор «Иллюстрированной России» признал претензии вполне справедливыми. Миронов оправдывался тем, что «совершенно не знал» о выходе в свет «Записок» на русском языке. При этом он ссылался на французское издательство «Талландье», которое официально уведомило его, что издание на французском – единственное. Кроме того, по словам Миронова, он обращался во все русские книжные магазины в Париже с вопросом относительно возможного существования русского издания и всюду получил отрицательный ответ. Наконец, он ссылался на Н.Н. Чебышева, известного государственного деятеля и журналиста, близко стоявшего к Врангелю в 1920 г. и в эмиграции, который якобы уверил его в отсутствии русского издания и «что-то неопределенное» сообщил о готовящемся их издании в Белграде. В конце концов Миронов согласился опубликовать соответствующую поправку и заплатить положенный в таких случаях гонорар семье генерала Врангеля.

Оправдания Миронова окончательно убедили фон Лампе в преднамеренности замалчивания «Иллюстрированной Россией» факта выхода «Записок» на русском языке. Дело в том, что Чебышев, на которого ссылался Миронов, прекрасно знал о выходе V и VI сборников «Белого дела», поскольку сам писал и печатал на них рецензию в парижской газете «Возрождение». С другой стороны, выразив на словах готовность заплатить наследникам гонорар, Миронов на деле попытался уклониться от этого. Отговариваясь, что недоразумение стало результатом слабой рекламы русского издания в Париже, он предложил вместо выплаты гонорара организовать на свои средства такую рекламу. Однако, хорошо зная стесненность баронессы О.М. Врангель и ее детей в средствах, фон Лампе твердо настоял на выплате. В июне 1930 г. баронесса О.М. Врангель получила от «Иллюстрированной России» чек на 1500 франков. Кроме того, в №№ 23 – 26 за май – июнь Миронов поместил рекламу сборников «Белого дела» с «Записками» П.Н. Врангеля.

В одном из писем Миронову фон Лампе в пылу полемики впервые выпустил за пределы узкого круга близких Врангелю лиц информацию о сожжении подлинного полного текста «Записок»: «Согласно воле почившего, манускрипт напечатанного текста был сожжен, о чем был составлен соответствующий протокол». При этом он сохранил в тайне, какого рода сокращения были произведены.

Однако самым отрицательным последствием всей этой истории стало ответное выступление в «Иллюстрированной России» генерала Деникина по поводу их отношений с Врангелем. Причем похоже, что Миронов сам подтолкнул Деникина к этому выступлению. Во всяком случае, некоторые обстоятельства говорят в пользу такого предположения.

В № 22 от 24 мая 1930 г. «Иллюстрированная Россия» начала публикацию статьи Деникина «Мой ответ (о воспоминаниях ген. П.Н. Врангеля)». Миронов предварил ее почтительным предисловием: «Охотно предоставляем глубокоуважаемому ген. А.И. Деникину страницы «Иллюстрированной России» для ответа на воспоминания покойного ген. П.Н. Врангеля, извлечения из которых были напечатаны в ряде номеров нашего журнала».

Деникин начал свой «Ответ» с общей оценки воспоминаний Врангеля: «В позапрошлом году вышли воспоминания ген. Врангеля. В них, умалчивая о фактах и документах бесспорных, частью уже опубликованных, или вопреки им, автор повторяет ту же неправду, что и раньше, то же опорочивание других наряду с высокой оценкой своей деятельности». Из первых же слов можно сделать вывод, что Деникин знал о выходе «Записок» в V и VI сборниках “Белого дела” в 1928 г.

Предоставление Мироновым страниц своего еженедельника Деникину в тот момент, когда еще не был до конца улажен конфликт с фон Лампе и удовлетворены законные претензии «Белого дела» и наследников Врангеля, ясно свидетельствует о его «проденикинской» ориентации. Скорее всего «Мой ответ» был напечатан именно в том виде, в каком был получен редакцией, без каких-либо смягчений самых резких высказываний. Продолжение было напечатано в № 23 от 31 мая и окончание – в № 24 от 7 июня 1930 г. Фон Лампе внимательно изучил статью Деникина и оставил на вырезанных страницах «Иллюстрированной России» многочисленные подчеркивания, пометки и замечания красными чернилами. При этом он отметил все ошибки, допущенные при обратном переводе, часть из которых вызвала особенное негодование Деникина. Попутно, он пришел к интересному выводу, что тот читал и использовал как издание «Записок» в «Белом деле», так и издание на французском языке.

В сложившейся ситуации задетому до глубины души фон Лампе, ничего не оставалось, как приподнять завесу над известной ему историей публикации «Записок». К середине июня фон Лампе написал ответную статью «Врангель – Деникин», в которой, считая себя ответственным за судьбу «Записок» и после их выхода в свет, резко раскритиковал взгляды Деникина. Статью он первым делом направил в «Иллюстрированную Россию», однако Миронов уклонился от ее публикации. В конце концов она вышла в белградской газете «Новое время» (16, 17 и 19 августа 1930 г.), причем ее редакция, даже поддерживая больше Врангеля, чем Деникина, тем не менее, по выражению фон Лампе, «сгладила» его статью.

Прежде всего фон Лампе отметил, что публикация отрывков из «Записок» Врангеля в «Иллюстрированной России» была сделана с французского издания, в результате чего при обратном переводе на русский язык были допущены искажения смысла авторского текста. Отчасти именно эти искаженные места и вызвали столь критическую реакцию Деникина. Далее он в основных моментах осветил историю подготовки Врангелем текста «Записок» к изданию, подчеркивая, как учитывалась им напряженность их взаимоотношений с Деникиным.

По оценке фон Лампе, первые четыре тома «Очерков русской смуты», опубликованные в 1923 – 1925 гг., были «очень объективными». Так, уверяет фон Лампе, считал и Врангель, поэтому он «не возвращался к переделке “Записок”», которые были закончены 30 декабря 1923 г. Однако в 5-м томе «Очерков» Деникин, по мнению фон Лампе, «принужденный упоминать имя и подвиги генерала Врангеля, сразу же потерял равновесие и всемерно стремился к тому, чтобы дискредитировать своего бывшего подчиненного и заместителя»…

«Несмотря на то, что автор «Очерков» генерал Деникин был жив, генерал Врангель, считая полемику на страницах зарубежной печати между бывшим и настоящим вождями Белого движения вредной для дела борьбы за Родину, ни одним словом не ответил на все выпады со стороны генерала Деникина, оставаясь совершенно спокойным.

И даже больше.

В феврале 1928 года, когда генерал Врангель, как бы предчувствуя близость своей кончины и своего ухода от дела, которому он посвятил свою выдающуюся жизнь, приступил совместно со мною, в Брюсселе, к окончательному просмотру оставленных им без поправок с 1923 года «Записок» для окончательной подготовки их к печати, он сократил их, как я упоминал в том же моем предисловии, почти на одну восьмую их объема.

Это сокращение надо почти целиком отнести на ту часть «Записок», в которой генерал Врангель останавливается на характеристике генерала Деникина и на своих с ним взаимоотношениях (Выделено А.А. фон Лампе. – Авт.).

Почти все личное изъято. Мотивом для такого решения была мысль генерала Врангеля, которой он неоднократно делился со мною: «Если бы мои «Записки» вышли в свет раньше 26 года, когда появился последний том «Очерков» генерала Деникина, я бы не сокращал и не выбрасывал всего того, что мы выбрасываем теперь. Но раз книга генерала Деникина с несправедливыми нападками на меня уже появилась в свет, я не могу оставить мои «Записки» в прежнем виде, т.к. могут найтись люди, и может быть между ними и сам генерал Деникин, которые подумают, что целью опубликования моих «Записок» является полемика с генералом Деникиным, полемику же эту я считал бы и не нужной, и для русского дела вредной».

Далее фон Лампе поведал о попытках Врангеля наладить отношения с Деникиным в эмиграции. В частности он впервые предал гласности эпизод с передачей Деникину документов из архива Русской армии по решению Врангеля, не считавшего себя вправе препятствовать работе своего бывшего начальника. Кроме того, фон Лампе рассказал об эпизоде, когда после смерти Врангеля «через лицо родственное и лично близкое генералу Деникину» он осведомил его «о характере последнего редактирования».

В целом статья фон Лампе «Врангель – Деникин» создавала впечатление, что в эмиграции Врангель в отношении к Деникину оказался более выдержанным и тактичным. Конечно, Врангель думал при этом в первую очередь об укреплении авторитета оставшихся в живых лидеров Белого движения и о сплоченности военной части российской эмиграции, о единстве военных организаций, в рядах которых оставались как те, кто больше симпатизировал ему, так и те, кто склонялся на сторону Деникина, а немало было и таких, кто в равной степени сочувствовал им обоим и горько сожалел о неладах и конфликтах между ними. Собственно, фон Лампе дает в своей статье именно такое объяснение этой сложной ситуации и не пытается лицемерно утверждать, что после происшедшего разрыва Врангель как-то изменил свое личное отношение к Деникину.

В то же время, два момента в этой статье обращают на себя внимание как попытки фон Лампе несколько отойти от истины.

Во-первых, его утверждение, что Врангель «оставался совершенно спокойным», когда сталкивался с критикой его действий Деникиным, которая всегда отличалась весомостью аргументов и образностью выражений. Это верно лишь относительно публичных высказываний Врангеля. Однако из того же дневника фон Лампе хорошо известно, насколько болезненно воспринимал Врангель слухи, распространявшиеся «деникинскими кругами», особенно о его причастности, пусть даже косвенной, к убийству в Константинополе генерала Романовского.

Во-вторых, фон Лампе сохранил в тайне, что сокращение «Записок» коснулось не только страниц, где описывались острые взаимоотношения Врангеля и Деникина, но и тех, где Врангель характеризовал различных военных и политических деятелей, начиная с Николая II. Естественно, что в условиях склоки между «николаевцами» и «кирилловцами» и обострения «монархического вопроса» в военных кругах эмиграции, фон Лампе, монархист до мозга костей, считал необходимым соблюдать особую осторожность.

Таким образом, независимо от намерений и расчетов Врангеля, сам факт выхода «Записок» был воспринят как ответ на «Очерки русской смуты» Деникина и явился поводом к возобновлению полемики на страницах эмигрантской печати между их сторонниками и противниками. Многие современники сочли, что «Записки» Врангеля имели главную цель не объективный показ истории Белого движения на юге, а исключительно оправдание его борьбы против Деникина во второй половине 1919 –начале 1920 гг.

Ныне, когда могилы двух главнокомандующих разделены океаном, а история, как и предсказывал когда-то Деникин, «подводит итоги их деяниям», напрашивается одно предположение. Возможно, оно приходило в голову и фон Лампе, но он не осмелился высказать его вслух. А именно: главным мотивом, которым руководствовался Врангель при сокращении и уничтожении части «Записок», касавшейся их конфликта с Деникиным, было возникшее в какой-то момент ощущение своей неправоты. Горечь и тяготы изгнания не могли не умерить честолюбие Врангеля. Понимая, что не судят только победителей и предчувствуя близкий конец, он не мог если не осудить, то хотя бы не упрекнуть себя. Тогда, на юге России, каждый из них – Деникин и Врангель –  отстаивал свой путь освобождения России от большевизма, каждый только себя считал способным добиться  победы. Поражение им выпало одно на двоих. Изгнание тоже.

Архивные документы:

  • Государственный архив Российской Федерации.Ф. 5853 – фон Лампе Алексей Александрович. Оп. 1. Д. 33 – 36, 76, 77, 81.

                   С.В. Карпенко
очерки истории/ энциклопедический словарь/ учебно-методическое пособие/ хрестоматия/ альбом/ о проекте