ОЧЕРКИ ИСТОРИИ
НА ЧУЖБИНЕ
РУССКАЯ
АРМИЯ В БОЛГАРИИ: ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОЙНЫ С КОММУНИСТАМИ
(1922 - 1923 гг.)
Со второй половины 1921 г. Болгария стала
пристанищем для основной массы казачьих и добровольческих
частей Русской армии генерал-лейтенанта барона П.Н. Врангеля.
Размещенные вдоль ее приграничных территорий с сохранением
начал регулярности части I Армейского и Донского корпусов
(с конца 1922 г. – Галлиполийская и Лемносская группы) были
поставлены на довольствие, отпускаемое болгарским интендантством
за наличный расчет из средств командования. Стремительное
истощение казны Врангеля потребовало прибегнуть к неизбежному
в данных условиях переводу частей на режим самообеспечения.
К весне 1922 г. треть личного состава I Армейского корпуса
было занято на различных общественных и частных работах, а
1 сентября последовало распоряжение Врангеля о переходе рядового
и офицерского состава на «трудовое положение».
Тем не менее его штаб рассматривал пребывание
воинских формирований на территории Болгарии, равно как в
других странах Юго-восточной Европы, в качестве вынужденной
и временной меры, на смену которой в ближайшем будущем должно
будет прийти возобновление борьбы с Советской Россией. Во
имя этой цели штабом осуществлялась кропотливая работа по
сбору информации, в которой учитывался целый комплекс факторов
политического, экономического, военного характера, как в масштабе
всего европейского мира, так и непосредственно касающегося
балканского региона, способных положительным образом повлиять
на успех его замыслов. Разумеется, первостепенное внимание
уделялось ситуации, складывающейся в Советской России, анализу
настроений и поведения власти и населения, состояния ее вооруженных
сил.
Но не в меньшей степени расчеты Врангеля
зависели от политической воли Франции. При ее поддержке он
удерживал Крым, затем эвакуировался в Турцию и размещал части
армии на Балканах. Понятно, что в эмиграции форма отношений
врангелевского командования с французскими союзниками, делившими
власть в умиротворенной Европе с Великобританией, носила джентльменский
характер. Что на самом деле за этим стояла глухая и упорная
борьба за право распоряжаться судьбой личного состава русского
протеже со своим покровителем за право распоряжаться судьбой
личного состава армии знал узкий круг посвященных лиц из врангелевского
окружения.
Полагая, что пребывание Врангеля на Балканах
хотя и относится к числу беспокойных, но в то же время вполне
прогнозируемых в своем развитии факторов, определявших ситуацию
в регионе, французы избегали силовых методов в решении судьбы
частей Русской армии. Этому препятствовал ряд обстоятельств.
Хорошо учитывалась степень влияния Врангеля
в среде эмиграции, далеко не утраченная внушительность стоящей
за ним армии. Месяцы пребывания ее частей на турецкой и греческой
территории, в ходе которых французам, вопреки установкам Врангеля,
удалось частично рассредоточить перешедших на «беженское»
положение офицеров и рядовых, убедили их представителей в
желании еще очень многих врангелевцев идти за своим командованием.
С этой массой и имевшимся у нее оружием приходилось считаться.
В конце концов, переброска их в славянские страны, в особенности,
в Болгарию, могла в определенной мере сыграть роль стабилизирующего
фактора в атмосфере ползучей «большевизации» балканского региона,
как бы «жандарма» французского империализма на подконтрольных
ему территориях. Кто иной мог лучше «кусать революцию» в Европе,
кроме того, кто с успехом справлялся с этой задачей у себя
на родине в продолжение трех лет?
В свою очередь, антисоветская позиция Франции
представлялась врангелевскому генералитету залогом грядущего
«крестового похода» в Россию, реализация которого со стороны
Антанты без их участия была бы невозможной, хотя бы, по прагматическим
соображениям. Еще не утратив свойственной ему смелой предприимчивости,
подогреваемой верой в воинское братство союзников, Врангель
напряженно искал способов отыграть крымскую «партию». Другой
стороной вопроса о перспективах пребывания частей Русской
Армии в Болгарии являлись внутриполитические и экономические
реалии самой этой страны.
Государство крестьян и мелких собственников,
ставшее по вине прогермански настроенного правительства участником
Первой мировой войны на стороне стран Четверного блока, теперь
оно расплачивалась с победителями потерей значительных территорий,
репарациями, почти полной внешнеполитической зависимостью
от Франции. Декорации и персонажи болгарской политической
сцены, представшие взору врангелевцев, неприятным образом
воскрешали в памяти пережитое в «умытой кровью» России. Части
армии словно ступили на новый круг испытаний. Заметно расслоенное
в политическом смысле болгарское общество неоднозначно воспринимало
появление на территории своей страны врангелевских войск.
Слишком отягощенное грузом собственных проблем, оно было далеко
от проявлений только радушия к занесенным к ним на родину
«руснакам». К примеру, для представителей среды городских
обывателей правого толка врангелевцы казались едва ли не пятой
колонной III Интернационала, генералами, экспортирующими на
штыках своих солдат революцию!
А самая многочисленная коммунистическая партия
на Балканах – болгарская - с прибытием «врангелистов» в тревожном
ожидании изготовилась к новым «классовым битвам».
Кроме того, в глазах многих расселение в
пустующих казармах русских (вопреки договоренностям, вооруженных)
контингентов выглядело очередным свидетельством политической
несамостоятельности правительства.
К национальному унижению прибавлялись заботы,
связанные с хозяйственным запустением страны. Кабинет правящей
мелкобуржуазной партии Болгарский земледельческий народный
союз растерялся в условиях экономической разрухи и политической
нестабильности. Одинаково сторонясь союза с правыми и коммунистами,
лихорадочно пытаясь нащупать «третий» путь, «земледельцы»
оказывались сидящими «между двух стульев». «Реакция» и «революция»,
теснившие правительство А. Стамболийского (Стамбулийского)
с обеих сторон, были не просто Сциллой и Харибдой текущего
момента болгарской истории, а знаменовали собой трагический
раскол послевоенной Европы. Отчаявшись бесповоротно переломить
ситуацию в свою сторону, проигрывая голоса коммунистам и справедливо
опасаясь угрозы правого переворота, «земледельческий» режим
все более обрастал чертами диктатуры, превращаясь, своего
рода, в вариант болгарской «керенщины».
Расклад политических сил, сложившийся к
началу 1922 г. в странах Юго-восточной Европы, как его оценивал
Врангель, наконец, предоставил удобный случай приступить от
слов к делу. В марте 1922 г. командование Русской армии провело
совещание, на котором подробно обсуждался оперативный план
предстоящего вооруженного вторжения в Советскую Россию. Врангель
планировал начать вооруженную антисоветскую интервенцию в
союзе с румынской армией и украинскими формированиями С. Петлюры,
дислоцировавшимися в Польше и Румынии. В ходе подготовительных
мер начальник штаба Врангеля генерал П.Н. Шатилов писал командиру
I Армейского корпуса генералу А.П. Кутепову: «Ввиду предстоящего
возможно в близком будущем открытия нами, совместно с известной
Вам коалицией государств, военных действий против советской
власти в России, Главнокомандующий приказал срочно, не позднее
31 марта, представить на его рассмотрение мобилизационный
план вверенного Вам корпуса». В письме указывались основания,
на которых должен был разворачиваться мобилизационный план:
1-й Армейский корпус развертывался в армию двухкорпусного
состава, укомплектование производилось добровольцами в числе
20 тыс. чел. (65 % – офицеры), находившимися на территории
Болгарии, Королевства СХС, частично в Венгрии и Чехословакии,
и мобилизованными в числе до 25 тыс. (50 % – офицеры) непосредственно
в Болгарии.
К этому времени Русская армия в Болгарии,
Королевстве СХС и Галлиполи располагала 30,2 тыс. винтовок,
180 пулеметов, 9,8 тыс. сабель и 1,6 млн. патронов. Недостаток
оружия, боеприпасов, обмундирования и снаряжения намечалось
пополнить в Румынии из военных складов в Констанце. Конский
состав для кавалерийских частей должен был прибыть из Венгрии.
В портняжных мастерских болгарской столицы в спешном порядке
заготовлялось новое обмундирование.
Поскольку морально-политическое состояние
дислоцированных на территории Болгарии «воинских контингентов»,
подвергавшихся разлагающему воздействию коммунистической пропаганды,
все чаще беспокоило главкома, тот возбудил ходатайство о переводе
отборных частей общей численностью 7 тыс. бойцов в пределы
Королевства СХС.
Однако разыгравшиеся вскоре события коренным
образом изменили планы русского командования, заставив отложить
переход через Дунай для вторжения в пределы РСФСР «до лучших
времен».
Что же произошло?
Советское политическое руководство, хорошо
осведомленное о приготовлениях Врангеля, поспешило выразить
болгарскому правительству свой резкий протест по поводу столь
очевидного потворствования силам русской контрреволюции. Для
советской стороны речь шла в этом случае не только о предупреждении
пока что на дипломатическом уровне агрессии со стороны недавнего
противника, но о нависшей угрозе срыва ее планов «большевизации»
Болгарии в самом ближайших будущем. Болгарии предстояло стать
новым плацдармом «мировой революции». К этому имелись серьезные
предпосылки. Понятно, что в этой масштабной политической игре
оппонент БКП Стамболийский оказывался лишним. И пока местным
коммунистам было не под силу самостоятельно взяться за осуществление
своего болгарского «Октября», официальной Москве крайне нужно
было заставить приступить к нейтрализации врангелевцев законно
избранное правительство страны. Предстояло убедить Стамболийского,
что части Русской армии, перестав уже быть лояльно настроенными
«потомками освободителей», нашедшими кров и пищу в благодарной
стране, обратились в крайне опасную антиправительственную
силу, вовлеченную в заговор правых
Вечером 4 мая 1922 г. болгарами был произведен
обыск в резиденции главы кутеповской контрразведки полковника
Самохвалова в гостинице «Континенталь». При этом сам полковник
и весь штат его сотрудников без предъявления обвинения были
арестованы и помещены в одном из полицейских участков Софии.
Почти сразу же столичная печать огласила это сенсационное
сообщение как раскрытие одной из самых крупных шпионских организаций,
поставивших себе целью овладение Болгарией и превращение ее
в «русскую губернию». В ходе произведенного у Самохвалова
обыска полиция якобы обнаружила документы, представлявшие
собой целый набор подробных сведений, касавшихся военных укреплений,
дислокации болгарских воинских частей, жандармских пикетов,
электростанций, списков секретных агентов.
Вслед за обыском в «Континентале» власти
произвели обыск в русской военной миссии, откуда, как «оказалось»,
генерал Вязьмитинов не единожды сносился с Врангелем шифрованными
телеграммами, на что не имел дозволения болгарского правительства.
11 мая 1922 г. около 10 часов утра болгарскими
жандармами, пытавшимися произвести обыск в штабе Кутепова
в г. Тырново, был избит караульный офицер. На шум потасовки
из окрестных домов сбежались вооруженные русские офицеры,
которые «принудили своей массой, – как пишет Кутепов, – болгарскую
жандармерию прекратить свои насильственные действия».
Разъясняя подробности, комкор указывал, что
вопреки его категорическим приказам не демонстрировать наличие
оружия, «некоторые нервно настроенные чины вышли с винтовками
и пулеметом», которые только по счастливой случайности не
были применены. В итоге 20 винтовок и 1 пулемет пришлось сдать
начальнику местного гарнизона. Свое собственное оружие, как
свидетельствовал Кутепов, было сдано его подчиненными еще
раньше, тогда как это было приобретено в преддверии ожидавшихся
на 1 мая массовых выступлений коммунистов в целях самозащиты
у «специальных комиссаров», всегда готовых к услугам по его
реализации в массе населения.
Кутепов был затребован в Софию начальником
Генерального штаба болгарской армии полковником Топалджиковым
для дачи объяснений по поводу произошедшего в Тырново. Топалджиковым
были трижды даны гарантии беспрепятственного возвращения Кутепова
обратно, однако вопреки обещанию комкор подвергся аресту и
получил категорическое требование правительства покинуть пределы
Болгарии.
Разговор в кабинете полковника Топалджикова
омрачился неприятной сценой. Среди бурной полемики взбешенный
требованиями болгарского начштаба генерал Шатилов в присутствии
Кутепова бросил в лицо Топалджикову слова: «Подлец и предатель!»
После не изгладившейся из памяти всех троих патетической фразы
Топалджикова, сказанной тем два года назад: «Мы с вами по-братски,
рука об руку будем идти вперед», станет понятным, что иных
выражений Шатилов не мог подобрать.
Эмоциональная разрядка самого Кутепова приняла
неожиданный характер: столкнувшись с немыслимым в его восприятии
обманом со стороны офицера, сам, образец мужества и прямоты,
Кутепов уже по возвращении к себе в гостиницу, как свидетельствуют
находившиеся рядом с ним лица, «горько разрыдался». Причину
нервного срыва комкора они усматривали в «тяжести разлуки
с любимым ему корпусом».
Перед своим отъездом из Болгарии Кутепов
письменно распорядился сохранять «всяческое спокойствие и
не допускать отнюдь никаких выступлений». На словах же комкор
передал свой привет всем чинам корпуса и свою непоколебимую
веру, что войска твердо и мужественно перенесут это временное
испытание, «при всех случаях останутся верными своим вождям
и не допустят никаких самочинных выступлений». Согласно последнему
отданному на территории Болгарии приказу Кутепова, в должность
командира корпуса вступил генерал Витковский.
К вечеру следующего дня (15 мая) Кутепов
в сопровождении супруги и генерала Думбадзе под конвоем был
препровожден на ст. Свиленград на границе с Грецией, к северу
от Адрианополя, где его с почестями встретил греческий генерал
– командующий войсками Адрианопольского района. Последнее
сыграло для бывшего комкора роль частичной моральной компенсации
за те унижения, которые ему пришлось испытать от болгар.
Уже находясь в Сремски-Карловицах под крылом
главкома, Кутепов направил письмо Витковскому, в котором вновь
подчеркнул необходимость полнейшего спокойствия.
Между тем еще за неделю до его выдворения
из Болгарии тамошняя обстановка приняла для врангелевцев крайне
опасный оборот. С мест не переставали поступать тревожные
сообщения о серии хаотически производимых болгарскими властями
арестов русских воинских чинов. Невзирая на отсутствие какой-либо
видимой планомерности в проведении репрессий («арестовывают,
кого попало», – как выразился Витковский), они все же наводили
на мысль не столько о профессиональной небрежности своих исполнителей,
сколько о заведомой и упрямо преследуемой болгарскими властями
цели – спровоцировать русские гарнизоны.
Сомнений у начальствующего состава в том,
что скорая эволюция совершаемого насилия от обыска в «Континентале»
до избиений болгарскими жандармами русских офицеров, была
исключительно провокацией «земледельцев», не оставалось. Уже
10 мая, в тот самый день, когда произошел инцидент у стен
кутеповской резиденции, комкор в письме к Шатилову разъяснял,
что подобные действия со стороны болгар «являются, видимо,
следствием давления коммунистов и сочувствующей им народно-прогрессивной
партии, и имеют иногда явно провокационную цель – вызвать
нас на резкий отпор со всеми его последствиями».
Шатилов, в свою очередь, в письме к Петряеву
напрямую говорил об «организованной борьбе красных против
нашей белой идеи. Нет сомнения, что вдохновителей этой борьбы
следует искать в Москве...».
Нет оснований сомневаться в верности предположений
Шатилова о советском происхождении сценария репрессий болгарского
правительства. Уже в бытность у власти правительства А. Цанкова
министру внутренних дел из нового кабинета будет предписано
разобраться в хитросплетениях политики свергнутого режима
Стамболийского, и вынесенные на поверхность факты явятся подтверждением
прозорливости русского генералитета. Символично и название
опубликованного в печати по завершении расследования документа:
«О злоупотреблениях и преступлениях земледельческого правительства
в отношении контингентов Русской армии в 1922 г.».
Крупные денежные субсидии лидерам болгарского
государства, организованные из Москвы, были, по данным комиссии,
той двигательной пружиной, при помощи которой советское политическое
руководство наносило удары по дислоцированным в Болгарии врангелевским
формированиям. В названном документе указывались и соответствующие
статьи закона о наказаниях, под которые подпадали действия
тогдашней болгарской администрации.
Коррумпированный характер режима Стамболийского
лишил его лидеров политической дальнозоркости в отношении
к политическим противникам в лице рвущейся к власти БКП. В
этом смысле очень характерны степенью своей политической слепоты
слова 1-го секретаря болгарского посольства в Белграде Людсканова-Цанкова,
адресованные в марте 1922 г. русскому главкому: «Коммунисты
в стране не многочисленны (Вторая по числу завоеванных на
ближайших выборах голосов избирателей партия в Болгарии! –
Авт.), хотя хорошо организованы и располагают при посредстве
Москвы материальными средствами. При трезвом характере болгар
идеи коммунизма не могут найти применения. Для нынешнего земледельческого
правительства в Болгарии коммунисты совершенно не опасны».
Руководствуясь подобными соображениями, правительство
Стамболийского в итоге оказалось слепым исполнителем чужой
воли. 30 марта 1922 г. уже в полуофициальном порядке произошел
альянс обеих, занимающих ведущее положение в государстве партий:
над толпой митингующих жителей Софии прозвучали лозунги БКП
в поддержку БЗНС. В недрах возникшей коалиции в полной мере
вынашивалась идея дезавуировать русские воинские формирования
наиболее эффективной и доступной сердцу всякого болгарского
патриота мерой – возбуждением народного негодования против
разрушительного для Болгарии вооруженного присутствия Врангеля,
как соглядатая и стражника, приставленного Антантой к придушенной
репарациями стране.
В принятой 17 марта 1922 г. резолюции БКП
правительству Стамболийского были выдвинуты требования немедленного
удаления из пределов Болгарии всех штабов русских контрреволюционных
армий и их сподвижников и помощи в возвращении в Россию «русских
рабочих и крестьян, солдат и казаков, которых террором и насилием
задерживают в разбитой Врангелевской армии», а также установления
всесторонних отношений с РСФСР.
16 мая 1922 г. на страницах газеты «Работнический
вестник» был помещен очередной «сенсационный документ», «разоблачающий»
намерения Врангеля в отношении Болгарии. Он представлял собой
«приказ генерала Врангеля за № 260», датированный 9 апреля
1922 г. и скрепленный «подписью» Шатилова, относительно того,
как следует вести себя врангелевским войскам при переходе
болгарской границы сербской армией. Местом отдачи приказа
был указан г. Дубровник. Речь шла о том, чтобы осуществить
захват болгарской территории силами войсковых частей как на
ней размещенных, так и тех, что находились в Сербии и Галлиполи.
На следующий же день Врангель в письме, адресованном
лично Стамболийскому, аргументировано опроверг навет прессы,
в то время как Шатилов сделал аналогичный шаг в своем обращении
к Топалджикову. Самая форма приказа, как утверждал он, основывалась
на дилетантском расчете воздействовать на обывательские круги,
имеющие смутное представление об армейской субординации. В
надежде на профессиональную осведомленность болгарского коллеги,
Шатилов разъяснял, что ни в одной армии мира командующий не
отдает своих приказов командирам полков (как то прочитывалось
в тексте «приказа»), но сносится с непосредственно ему подчиненными
начальниками, и, если бы такой приказ действительно был бы
отдан, то он был бы адресован исключительно генералу Кутепову.
Сверх того, в числе лиц, коим был адресован данный «приказ»,
Шатилов указывал на совершенно фантастическую для Русской
армии должность «инспектора военных училищ».
Доводы Шатилова получили свое подтверждение
в упомянутом выше документе комиссии правительства Цанкова,
где прослеживалась схема, по которой действовала тайная полиция
под руководством помощника софийского градоначальника Станчо
Трифонова при содействии советских секретных агентов – генерала
Комиссарова и мичмана Чайкина. Названные лица были авторами
подложного письма, якобы исходившего от полковника Самохвалова
на имя Врангеля, содержавшего заведомую клевету на правительство
Стамболийского, наряду с пресловутым «приказом Врангеля»,
в котором Главком разоблачал себя как ревностного союзника
Королевства СХС.
После того, как фальшивка была подброшена
в номер Самохвалова, Трифонов, курируемый тогда министром
внутренних дед Р. Даскаловым, вторично и уже на «официальных»
основаниях запустил руки в святая святых кутеповской контрразведки
и извлек на свет письменное свидетельство преступных замыслов
врангелевского штаба. Для болгарских властей и их покровителей
из Советской России удобный предлог к развязыванию репрессий
был найден.
10 - 11 мая 1922 г. наряду с попыткой проведения
обыска в штабе Кутепова, в Велико-Тырнове стражи порядка задержали
свыше 10 русских офицеров и солдат. Среди них оказался подполковник
Григорьев, георгиевский кавалер, поднятый с извещением об
обыске и аресте в 6 часов утра. После этого он был на сутки
помещен в подвал полицейского участка, откуда не выпускался
даже по естественной надобности и был вынужден ее отправлять
наряду с другими задержанными в камере на пол. По освобождении
георгиевского кавалера удостоили объяснением, что его просто-напросто
приняли за другое лицо. Такая же участь постигла полковника
Пуценко и троих солдат корпусного интендантства – Загребного,
Линнинга и Соколова, - перенесших аналогичные унижения и выслушавших
потом от полиции такие же объяснения своих действий.
Обыски происходили не только на квартирах
отдельных чинов, но и в зданиях казарм и военно-учебных заведений
Русской Армии. 12 мая болгарские власти обыскали Галлиполийскую
гимназию в Пловдиве. Спустя пять дней директор гимназии полковник
Савченко был арестован и увезен в неизвестном направлении.
14 мая на рассвете болгарские войска окружили расположение
Корниловского полка и, произведя обыск, изъяли «некоторое
количество оружия». Благодаря выдержке командира полка Н.В.
Скоблина и старших офицеров удалось избежать кровопролития.
В тот же день без всякого предъявления обвинений командир
Алексеевского артиллерийского дивизиона генерал Икишев и командир
батареи генерал Игнатьев были арестованы и отправлены с семьями
в Бургас. Этот же день ознаменовался высылкой из Софии генералов
Шатилова, за которым последовал Вязьмитинов.
Одновременно болгарским Высшим административным
советом было отдано распоряжение о полном разоружении русских
контингентов, расселении их группами по 40 - 50 человек на
работы и рассредоточении остальных по лагерям. Околийские
начальники, руководствуясь столичной телеграммой, предъявили
командирам частей обеих групп – Галлиполийской и Лемносской
– требование незамедлительно очистить общие помещения и расселиться
малыми партиями в селах в еще большей разбросанности друг
от друга, чем это было раньше.
О дальнейших намерениях правительственного
кабинета в отношении старших начальников русских формирований
командир Дроздовского полка генерал А.В. Туркул узнал из беседы
с околийским начальником г. Севлиево, который официально заявил,
что решено выслать из Болгарии всех старших начальников, а
оставшихся распылить, образовав три группы (офицерскую, солдатскую
и инвалидов) для дальнейшей отправки на родину.
Вскоре после этой беседы околийский начальник
приступил к реализации этих замыслов, приказав в 48 часов
покинуть подведомственную ему территорию нескольким десяткам
офицеров. 22 мая общее число высланных в Варнинский порт офицеров
достигло 71. Высылка из Болгарии старших офицеров поставила
под угрозу само существование частей Русской армии в этой
стране.
В середине июня положение врангелевцев изменилось,
казалось бы, в благоприятную для них сторону: болгарское правительство
поначалу ретиво взявшееся за приведение в исполнение указания
Высшего административного совета, в дальнейшем ограничилось
лишь переводом некоторых частей, как например Николаевского
инженерного училища, Офицерской инженерной школы, саперного
батальона и Корниловской батареи, из Софии и Княжево в провинцию.
В начале сентября 1922 г. правительством была проведена в
жизнь директива о снятии с себя русскими чинами всех наружных
знаков отличия. Генералом Абрамовым было отдано в ответ на
это распоряжение по Лемносской группе от 7 сентября: снять
погоны, но «всюду в Болгарии отстаивать право на ношение русской
национальной одежды».
В сентябре 1922 г. русские контингенты испытали
на себе новый всплеск репрессий правительства. На 17 сентября
в Великом Тырнове был назначен общий съезд правящей земледельческой
и буржуазных партий. К съезду весьма деятельно готовилась
и БКП. Видимость демократии сохранялась, однако присутствие
в районе Тырново русских частей представляло в глазах Стамболийского
опасность, которую он постарался устранить. Лидеры правого
блока отчасти способствовали этому, указав в расклеенных листовках
на поддержку, которой они заручились у врангелевского командования
в Болгарии. Правительство, издавшее ранее приказ, запрещавший
русским хождение по Тырново после 8 часов вечера, запретило
на несколько дней появление русских вообще в окрестностях
города в радиусе 40 верст. Были проведены новые аресты лиц
русского командования, среди которых оказался генерал Витковский.
Вслед за тем, в период с 10 по 14 октября 1922 г., в Софию
из мест проживания для дальнейшего направления в Королевство
СХС были высланы генерал Абрамов, командир Донского офицерского
резерва генерал Татаркин, помощник начальника офицерского
резерва полковник Зимин, начальник Атаманского военного училища
генерал Максимов, командир 3-го Каледино-Назаровского полка
генерал Лобов, начальник штаба Донского корпуса полковник
Ясевич, командир инженерной сотни подполковник Афанасьев.
Замещать генерала Абрамова был оставлен генерал И.А. Поляков.
17 сентября в Тырново разразились кровавые
события: столкновения между сторонниками правого блока и правительственными
войсками. Правительство одержало верх, и лидеры блока, многие
из которых занимали в период коалиционных кабинетов (1919
- 1920 гг.) министерские кресла, были арестованы.
9 июня 1923 г. политическая атмосфера в Болгарии
разрядилась: правительство Стамболийского было свергнуто силами
офицерства, уволенного в запас в связи с сокращением численности
армии, учебных унтер-офицерских команд, юнкерских училищ при
поддержке народных дружин. Новое правительство страны, куда
вошли представители блока «широких» социалистов и национал-социалистов,
возглавил профессор Александр Цанков, взявший на себя одновременно
функции управляющего военным министерством и министра иностранных
дел.
Смена власти в Болгарии поставила вне закона
БЗНС и БКП, прекратила издание печатных органов этих партий:
земледельческой «Победы», коммунистических «Работнического
вестника», а также советских газет «На родину» и «Накануне».
Видные русские и болгарские коммунисты подверглись участи
арестованных министров-земледельцев. Экс-премьер Стамболийский
тщетно пытался укрыться в собственном имении Славовица, охранявшимся
броневиками, но был убит, а тело его обезглавлено.
В часы переворота русские воинские формирования
в Болгарии оставались в роли пассивно сочувствующих восставшим,
не вступая в вооруженный конфликт. 12 июля 1923 г. начальники
русских частей, разновременно высланные из Болгарии и получившие,
наконец, возможность вернуться, были собраны Врангелем в Белграде
на совещание, открывая которое главком сказал: «Передайте
мою благодарность всем чинам армии за те выдержку и стойкость,
которые проявили они во время тяжелых испытаний на болгарской
земле. Я знаю, как трудно им было во время недавних событий
уклонится от вмешательства во внутренние дела страны и тем
более ценю их поведение».
Два дня спустя в журнале «Казачьи думы» (София)
было опубликовано письмо русского офицера из Видина, заслуживающее
быть приведенным почти полностью: «...Я хочу выразить те чувства,
которые охватили русских эмигрантов в Болгарии после свершившегося
переворота. Избиваемые в участках, бесправные, изгоняемые
из Болгарии по провокации отрицательного элемента представителей
земледельческой власти, мы не роптали на болгар, так как по
существующему правительству не судили о Болгарии, как наши
зарубежные друзья не судят о Великой России по ее нынешним
правителям. Согласно воле высшего командования, мы не принимали
участия в первые дни переворота в сформировавшихся из граждан
добровольческих дружинах, но так же как многие болгары, поздравляли
друг друга с “Великим Днем”.
Отягощенное массой забот новое правительство
все же нашло время в первые дни своей власти отдать приказ
о прекращении всяких стеснений для русских. Отныне мы уже
не гонимый элемент в Болгарии, а дети и внуки людей, отдававших
жизнь за свободу ее. В настоящем отношении к русским эмигрантам
сказалась действительно воля народа, а не кучки людей, интересы
которых были весьма эгоистичны...»
Впечатляющий своей относительной легкостью
переворот Цанкова, тем не менее, не создал в стране почву
для гражданского мира. Устранение правительственной верхушки
БЗНС не коснулось рядовых масс этой партии, вынужденных теперь
удалиться в подполье. В свою очередь, БКП, лишь поначалу деморализованная
успехом реакции, отнюдь не собиралась сдавать собственных
позиций. Ровно четыре месяца спустя после переворота Цанков
проинформировал главу МИД Болгарии Х. Калфова, о том, что
внутреннее положение страны стало характеризоваться «лихорадочными
приготовлениями коммунистов и дружбашей (“земледельцев”)».
В сентябре 1923 г. новоявленный режим пережил
испытание на прочность в противоборстве с коммунистическими
повстанцами. Восстание, подготовленное и осуществлявшееся
в период 19 - 26 сентября объединенными силами БКП и БЗНС,
было подавлено с предельной жестокостью. На этот раз русские
воинские формирования не остались в стороне: они активного
содействовали правительству Цанкова, принимая участие в боях
с повстанцами в некоторых районах страны. Так, 25 сентября
на ст. Бойчановцы в бою коммунистические повстанцы захватили
в плен 400 солдат правительственных войск и 150 чинов врангелевских
формирований.
События 1924 г. ознаменовались для Болгарии
последующей эскалацией напряженности. 14 февраля в недрах
ИККИ родилась «Политическая резолюция» по болгарскому вопросу,
ориентировавшаяся БКП на развязывание гражданской войны в
стране. «Опыт октябрьского переворота в России, – комментирует
обстоятельства возникновения резолюции Коминтерна современный
исследователь, – все еще оставался живым делом и примером».
Показательна красноречивая фраза одного из лидеров Болгарской
секции Коминтерна Коларова о тактике своей партии на новом
витке ее деятельности: «Бомба, яд, расстрел – вот наша психология».
В этих условиях пребывание русских формирований
в Болгарии приобретало черты заметного возрастания их политической
значимости. Нами обнаружены многочисленные факты взаимодействия
режима Цанкова с русскими формированиями в ходе предотвращения
пропагандистских и вооруженных акций на территории Болгарии
со стороны коммунистов. В марте 1924 г. в ряде регионов страны
власти сосредоточили силы для ликвидации возможных инцидентов.
Так, в Плевне возник русско-болгарский «сборный пункт на случай
тревоги», а в Ловече военно-административные власти провели
мобилизацию «буржуазной самообороны». При этом задействование
врангелевских формирований объяснялось стремлением местных
властей опереться на русские гарнизоны как на естественных
союзников. В свою очередь, начальники последних высказывали
встречные предложения.
Сколачивая подобную вооруженную коалицию
повсеместно в Болгарии, околийское начальство снабжало командиров
русских отрядов инструкциями, оружием и боеприпасами.
В 20-х числах марта были приведены в боевую
готовность Горно-Ореховская и Разградская группы. При этом
на руках у начальников рабочих партий имелись инструкции,
подобные той, которой располагал начальник 14-го района рабочих
партий Галлиполийской группы г. Тырново-Сеймен:
«1. На случай выступления коммунистов теперь
же выработать и принять все необходимые меры к самообороне,
действуя в полной связи с представителями местной правительственной
власти, от которой [начальники партий] могут получить и необходимые
средства.
2. Категорически воспретить чинам рабочих
партий разговоры на политические темы и, тем более, вмешиваться
в борьбу политических партий. В этом отношении чины Русской
Армии должны соблюдать, как и раньше, полнейший нейтралитет.
3. Предупредить чинов партий, работающих
и проживающих русских в пограничных районах, что возникновение
на границе коммунистических волнений может вызвать появление
на территории Болгарии воинских частей армий соседних стран,
в этом случае сохранение полнейшего в отношении их нейтралитета
должно быть строжайше соблюдено.
4. Иметь в виду, что все принимаемые меры,
должны быть направлены исключительно по обеспечению собственной
безопасности работающих чинов партий в местах жительства или
работы, памятуя всю важность продолжения для нас своих мирных
работ.
5. Подтвердить, чтобы все чины партий
имели бы при себе личные карты, выданные управления общественной
безопасности после 1-го марта с.г. Начальникам рабочих партий
теперь же ознакомить чинов своих партий с содержанием этого
распоряжения и со своими распоряжениями на случай выступления
коммунистов, указав им место сбора на случай тревоги, наладив
связь с соседними рабочими партиями и назначив себе заместителя...»
В августе 1924 г. в ожидании коммунистических
вооруженных выступлений начальником русского гарнизона в г.
Нова-Загора полковником Гонорским было получено под личную
ответственность от командира болгарской пехотной дружины оружие.
Из чинов гарнизона Гонорский сформировал роту, пулеметную
команду и батарею, в которую влился кадр офицерской артиллерийской
школы. В сформированные команды по собственному желанию и
добровольно вступили многие инвалиды.
Нечто подобное было предпринято осенью 1924
г. во Вратчанском округе, который должен был стать местом
сбора болгарских коммунистов-эмигрантов, прибывших из Сербии.
Местные власти располагали сведениями о готовящемся вооруженном
выступлении, прелюдией к которому явился бы партийный съезд.
Окружной управитель не имел в своем распоряжении достаточных
средств для предотвращения беспорядков, в виду чего обратился
за содействием к начальникам русских рабочих партий, обслуживавших
шахту Плакальница и фабрику «Медна».
Начальник рабочих партий в г. Вратце полковник
Кривский, ознакомившись с обстановкой, в условленном месте
и в установленный час, соблюдая полнейшую тишину, собрал 48
своих подчиненных вместе с присланной от местной пожарной
охраны телегой, груженной оружием, шинелями и хлебом. Сформировав
без лишних объяснений полуроту и выведя ее за город, Кривский
оцепил и нейтрализовал «опасный» район. Опыт полковника Кривского
по мобилизации сил для противодействия коммунистическим выступлениям
был рекомендован генерал-лейтенантом Витковским в качестве
примера всем остальным начальникам русских рабочих партий
при возникновении аналогичных ситуаций.
В целом события 1922 - 1924 гг., в которые
были вовлечены русские воинские формирования на территории
Болгарии, со всей ясностью показали, что врангелевское командование
при всей остроте ситуации сумело максимально смягчить ход
и последствия неизбежного конфликта с болгарскими властями.
Личный состав русских частей, в свою очередь, сохранял в этой
обстановке дисциплинированность, не оправдав расчеты политических
противников на его вовлечение во внутриполитическую и межнациональную
борьбу на Балканах. Однако та же самая демонстрация лояльности,
которая заставляла удерживаться от вступления в открытую борьбу
с коммуно-земледельцами в годы правления кабинета Стамболийского,
при смене власти в стране обернулась фактическим участием
в гражданской войне на территории чужого государства.
Публикации документов:
- Русская военная эмиграция 20-х – 40-х годов: Документы
и материалы. Т.1. Так начиналось изгнанье, 1920 – 1922 гг.
Кн.2. На чужбине. М., 1998.
- Русская военная эмиграция 20 – 40-х годов: Документы и
материалы. Т. 2. Несбывшиеся надежды… 1923 г. М., 2001.
Дневники и воспоминания:
- Русская армия в изгнании. М., 2003.
Архивные документы:
- Государственный архив Российской Федерации.
- Ф. Р-5928 – Штаб I армейского корпуса Русской армии (гг.
Галлиполи, Велико-Тырново, София).
- Ф. Р–5951 – Управление Галлиполийской группой войск Русской
армии в Болгарии (г. София).
- Ф. Р-6461 – Канцелярия Донского атамана (гг. Константинополь,
София, Белград, Париж).
И.А. Белоконь |
